Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

— Вы сами вынесли себе приговор, капитан Рейнольдс. Обычный житель Будапешта лежал бы сейчас там, где катается от боли несчастный Коко. Здесь в школах не учат каратэ. — С холодным удивлением Рейнольдс сообразил, что Гидаш намеренно спровоцировал этот инцидент, равнодушный к последствиям для своего подчиненного. — Я узнал все, что мне нужно. Отдаю вам должное и понимаю, ломать вам кости будет пустой тратой времени. Улица Сталина Ждет вас, капитан Рейнольдс, и некоторые другие, более утонченные формы допроса.

Через три минуты они все разместились в грузовике, подъехавшем к гаражу. Гигант Коко с посеревшим лицом, все еще тяжело дышавший, вытянулся на задней скамье, а полковник Гидаш с двумя охранниками, сидя вокруг, охраняли сидевшего на полу спиной к кабине Рейнольдса. Четвертый охранник расположился в кабине рядом с водителем грузовика.

Удар, визжащий звук, швырнувший всех на пол грузовика с сидений, причем один из охранников упал на Рейнольдса, — все это случилось спустя двадцать секунд, когда они стали поворачивать за ближайший угол. Удар без всякого предупреждения, которое бы дало хоть полсекунды, чтобы подготовиться к нему. Просто завизжали тормоза, послышался скрежет металла о металл, шины грузовика со скрипом протащились по утрамбованному снегу и самортизировали о кромку тротуара на противоположной стороне улицы.

Они еще валялись на полу грузовика, приходя в себя от неожиданности, и еще не сделали ни одного движения, а двери грузовика распахнулись, вспыхнул свет, внезапно осветивший темную внутренность фургона, и следом, через мгновение, вспыхнули еще два фонаря. Два длинных ствола зловеще сверкнули в свете фонарей, и низкий хриплый голос приказал всем заложить руки за голову. Снаружи раздался тихий голос, стволы и два фонаря отодвинулись в сторону, и в человеке, который, спотыкаясь, вошел в луч света, Рейнольдс опознал сотрудника АВО. За ним почти сразу появился еще один, потерявший сознание, мотор грузовика вновь заработал, и они опять были в пути. Все это не заняло и двадцати секунд с начала и до конца. Рейнольдс мысленно восхитился сноровкой и четкой эффективностью работы профессионалов подобного рода.

В том, кто это такие, он ни минуты не сомневался, но и при всем том, лишь на секунду поймав взглядом держащую один из стволов руку, изуродованную, всю покрытую шрамами, руку с необычной сине-фиолетовой отметиной в середине, мелькнувшую на миг руку, лишь после этого он почувствовал теплую и успокаивающую волну облегчения, нахлынувшую на него. Только в тот момент, не раньше, он мог почувствовать, как был напряжен, как, словно металлические струны, натянуты все его нервы. И уже потом он в состоянии был подумать о всех тех ужасах, которые ожидали менее везучих, — тех, кого допрашивали на улице Сталина.

Снова заныло в боку и заболели разбитые губы. Боль усилилась, потому что теперь его не сковывал страх за ближайшее будущее. Но зато сейчас он вновь мог думать; о настоящем. Тошнота волнами накатывала на него, в голове кружилось, и толчками пульсировала кровь. Он понимал, что стоит ему самую малость расслабиться, и тут-же сознание покинет его. Но для этого еще не настало время. Позже.

Сжав зубы, чтобы не застонать, с посеревшим от боли лицом, он спихнул свалившегося на него охранника, перешагнул через него и забрал его карабин. Он положил оружие на скамью слева от себя и подтолкнул в глубину фургона. Невидимая рука подхватила карабин и отправила его в темноту. Туда же последовали два других карабина и пистолет Гидаша. Свой пистолет Рейнольдс взял из куртки Гидаша, сунул его обратно в свою куртку и сел на лавку, напротив Коко.

Через несколько минут они услышали, что двигатель машины затихает и грузовик тормозит. Стволы в задней части фургона вновь поднялись на несколько дюймов, и хриплый голос посоветовал всем соблюдать абсолютную, тишину. Рейнольдс вынул автоматический пистолет, навинтил на него глушитель и прижал ствол к шее Ги-даша.

Остановка была короткой. Вопрос со стороны неизвестного. Быстрый резкий ответ. Внутри фургона не слышны были слова, различимы лишь интонации говоривших. Затем, по-видимому, было получено разрешение, зашипел выходящий из тормозов воздух, и они опять отправились в путь. Рейнольдс облегченно откинулся назад на своем сиденье и вновь положил пистолет в карман. На шее Гидаша осталась глубокая красная отметина от глушителя пистолета — болезненный знак от напряженного, рвущего нервы момента.