Последняя империя. Книга вторая

Худшие опасения Владимира оправдались. На экране мирового информационного спрута показались до боли знакомый красные зубцы стен Кремля. Судя по ракурсу снимали сразу с трех точек: с крыши гостиницы "Россия", откуда-то из Пассажа и из самого центра митинга, с Лобного места. Молодые, красивые, возбужденные лица, красные флажки в руках девушек, частенько показывали обнимающиеся парочки. Возбужденный голос лопотавшего на английском комментатора при этом воспринимался как нечто чуждое и инородное. И все чаще телекамера показывала Васильевский спуск, куда подъезжали и подъезжали машины с громоздкими, похожими на роботов с в своих шлемах, в бронежилетах и щитами в руках омоновцами.

– Что это? – спросил Соломин кивая на экран.

– Господа студенты митингуют, – сквозь зубы процедил Сизов.

– Боже мой, а Светочка ведь тоже сегодня на какой-то митинг собиралась! – ахнула жена Премьера, толстая и рыхлая, под стать мужу, Галина.

– Ты знала про митинг и ничего мне не сказала?! – поразился тот.

– Ну, я же думала они пройдут там в строю, как мы в свое время в пионерах, помашут флажками и все.

– Пройдут, пионеры! – передразнил ее Соломин. – Совсем ты ее распустила!

– Да, зато ты ее видишь два раза в месяц, когда даешь деньги на учебу!

– Да иди ты!.. – в сердцах бросил обычно не сквернословивший Премьер, и подхватив под руку Сизова отвел его в сторону.

– Нельзя их взять и просто так разогнать! Ты видишь, эти с камерами только того и ждут!

– Вижу, – сквозь зубы процедил Сизов. Желваки ходили на его щеках. – Надо бы, очень надо бы их проучить, но...

Он сделал жест рукой и понятливый Фартусов подал Диктатору мобильный телефон.

– Малахов? Вот что, до меня их не трогай. Я скоро буду.

Закончив разговор он повернулся к Соломину.

– Ты со мной?

– Конечно, как же еще!

Уже на выходе Владимира за рукав тормознула Ольга.

– Надеюсь ты не повторишь ошибки Таньанменя? – спросила она.

– Не знаю, – признался Сизов. – Но я бы с удовольствием послал бы на них танки.

– Дурак! Это же наши дети. Этим ты восстановишь против себя всех, всю страну.

– Ты так думаешь?

– Да! Это будет твоей большой, огромной ошибкой! Ты сразу лишишься всей своей популярности.

– А я так не думаю. К тому же я только и делаю что принимаю непопулярные решения.

Отодвинув жену Сизов быстро вышел из дома, в ста метрах от дома его ждал дежурный вертолет.

Приземлился он на набережной, за гостиницей "Россия". Там их уже ждали Малахов и Ждан. Глянув на обоих силовиков Сизов сразу отметил что оба они в явной растерянности. По крайней мере такого бледного Ждана Владимир не видел еще никогда.

– Ну что, прошляпили студентиков, рыцари плаща и кинжала!

На этот раз даже Ждан не смог ничего ответить.

– Пошли поближе к этой банде, – велел Сизов.

Пустынными коридорами Пассажа их провели в комнату на втором этаже универмага, где расположилась съемочная группа ФСБ. Телекамер у них было раз в пять больше, чем у Си-эн-эн, снимали со стороны Кремля, с храма Василия Блаженного, с Исторического музея. Сизов с Соломиным по офицерской привычке предпочли более живое восприятие действительности и сразу приникли к мощным биноклям. Но, разглядеть с этой точки они мало что могли, затылки митингующих да лица стоящих на трибуне мавзолея.

– Сколько их тут? – спросил Соломин.

– Около десяти тысяч, – доложил глава оперативной группы ФСБ.

– Из каких институтов?

– Судя по плакатам из всех московских вузов. Если они, конечно, не врут.

– Каковы требования?

Малахов молча протянул Сизову листовку. Через его плечо текст читал и Соломин.

– "Свободу слова, отмену цензуры, правила Кулика... " А это что еще за хреновина?

– Это порядок введенный главным комиссаром России генералом Куликом, о том, что в институт может поступать только парень, отслуживший в армии.

– Ну, хорошее правило, что их не устраивает? – удивился Премьер. – Они же потом идут вне конкурса!

– Да, но они жалуются что за два года забывают все, чему их учили.

– Значит плохо учили.

Пока Соломин и силовики обсуждали пункты программы студентов Сизов молчал. Стоя у экрана телевизора он всматривался в лица митингующих. В них не было страха, озлобленности, наоборот, практически все эти юноши и девушки казались счастливыми и веселыми. Чувства Диктатора постепенно начало меняться. После вспышки злобы и раздражения у него неожиданно прорезалось чувство страха. Да, он не понимал и поэтому боялся этих людей. Рациональному и прагматичному Сизову было многое непонятно. Как можно вот так, безоружными, выступать против силы испытывая при этом не страх, а радость. А трое министров продолжали обсуждать ситуацию. Оправившийся Ждан с азартом предлагал свои рецепты решения проблемы.

– Да насрать нам на то, что подумают на Западе! Сейчас зайдем со стороны Манежной площади, сначала пустим "Черемуху", потом водометы. Полчаса и тут будут валяться одни тапочки!

– Я тебе дам тапочки! У меня Светка где-то там! Я за нее тебе голову оторву если она хоть чихнет! – пригрозил Соломин.