Последняя империя. Падение Советского Союза

С новым направлением политики вполне соглашался не только Ельцин, но и Горбачев. При первой встрече с Панкиным он сказал: “Нужно менять ориентиры, нужно отбрасывать предубеждения. Ясир Арафат, Каддафи – все напрашиваются в друзья, а сами спят и видят, чтобы мы повернули к прошлому. Хватит с нас двойных стандартов”. Это означало почти полный отказ от коммунистической идеологии во внешней политике. Либеральное мышление, ставшее отныне основой отношений Советского Союза с другими государствами, было тесно связано с широким признанием в СССР культурными и экономическими достижениями США²¹.

Панкин писал: “Мы хотели, чтобы нас приняли. В эти дни всех наших руководителей охватило единственное желание – стать ‘цивилизованной страной’”. Это желание определило поведение Панкина во время его первой встречи с Бейкером. Он протянул документ, в котором говорилось о готовности Советского Союза пойти на уступки по всем пунктам от Афганистана до Восточной Европы, Израиля и Кубы. Вероятно, глава МИД хотел продемонстрировать, что отныне у советских дипломатов нет секретов от “цивилизованного мира”. Он объяснил удивленному Бейкеру: “Надеюсь, мы придем к общему пониманию по большинству этих вопросов, но заранее хочу попросить вас – если даже окончательная договоренность окажется ближе к вашей первоначальной позиции, чем к прежней нашей, – преодолейте соблазн подтвердить прессе, что это – уступки одной стороны другой. Просто речь пойдет о наших сегодняшних представлениях, о позициях тех, кто сегодня стоит у руля внешней политики”²².

Это напоминало попытку стать святее папы римского. Вероятно, Бейкер оказался не в состоянии в должной мере оценить идеологические мотивы, побудившие СССР срочно отказаться от своих внешнеполитических активов. Зато экономические причины были очевидны. Глава Межреспубликанского экономического комитета СССР (то есть временного правительства) Иван Силаев в разговоре охарактеризовал экономическую ситуацию в Советском Союзе как “печальную”. Задачей Силаева было не улучшить положение (это не было в силах правительства), а хотя бы избежать дальнейшего ухудшения. Мэр Москвы Гавриил Попов, активно поддерживавший Ельцина в дни переворота, сказал Бейкеру, что центрального правительства как такового не существует. Республики и крупные города вроде Москвы оказались предоставлены сами себе. Попов признался, что “Москва не может пережить зиму”, после чего попросил о поставках яиц, сухого молока и картофельного пюре быстрого приготовления: “Некоторые из этих товаров есть на складах вашей армии. Военные выбрасывают их после трех лет хранения. Но мы готовы взять и залежалый товар”. Эти слова поразили Бейкера: “Прозвучало трезвое признание проблем, с которыми столкнулась страна, лидер которой когда-то грозился ‘закопать’ Запад”. В той же степени грядущей зимой были обеспокоены мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак и его помощник Владимир Путин: Бейкер на короткое время посетил и бывшую столицу Российской империи.

Встретившись с демократическими лидерами, желавшими изменить страну, но не готовыми ею руководить, Бейкер отправил Бушу письмо. Он предложил составить для СССР своего рода “План Маршалла”: “Мы сыграли важную роль в победе здешних демократов. Их успех изменит мир в соответствии с нашими ценностями и надеждами… Возможное поражение демократов сделает ситуацию в мире куда более опасной. Я не сомневаюсь, что если эти политики не смогут наладить снабжение товарами первой необходимости, им на смену придет авторитарный лидер с ксенофобскими правыми взглядами”²³.

Почти на каждой встрече госсекретаря с московскими политиками вставал вопрос взаимоотношений центра с республиками. Новый министр обороны Евгений Шапошников попросил: “Пожалуйста, не признавайте все эти новые республики”. Бейкер этого и не делал. Поскольку Буш не озвучивал четкой позиции, глава внешнеполитического ведомства США мог действовать по своему усмотрению. Встречи в Москве и Санкт-Петербурге укрепили Бейкера в его убеждении: демократы сосредоточены в центре; следовательно, помощь центру и будет помощью демократии. Госсекретарь озвучил мысль о необходимости согласия с республиками. Это было необходимо для того, чтобы на Западе знали, с кем нужно иметь дело в вопросах экономических реформ и оказания гуманитарной помощи.