Последняя индульгенция

– Ну, хватит, – сказал Розниекс. – Вы передали кольцо парикмахерше Арии, чтобы продать поскорее. Все доказано. В ту ночь вы, убедившись, что Зиедкалнс мертва, взяли ее сумочку, чтобы мы не смогли так скоро установить ее личность, забрали деньги и кольцо с бриллиантом, и скрылись. Лесом дошли до машины, в которой вас ожидал вот этот человек.

Эдит перевела взгляд на Лубенса и обмякла, как подстреленная. В глазах Лубенса сверкнул стальной отблеск. Маска благородства исчезла.

– Встаньте, Лубенс! – холодно проговорил Розниекс.

Стабиньш был уже рядом, вместе с конвойными. Щелкнули наручники.

– Вы не могли успеть в одиночку спрятать машину в лесу и прежде всех других прибежать на место происшествия, – продолжал Розниекс, словно бы ничего не произошло. – В момент убийства за рулем был Лубенс, он оставил свои следы и возле озера. Не помогло то, что и угнали машину, и поставили ее назад вы, что и заметил Стрелниекс. Вот так, – Розниекс встал. – Свою роль вы исполнили довольно успешно, – он приблизился к Эдит. – Но все же немного перестарались. Вы не из тех матерей, что способны пожертвовать собой ради своего ребенка. Пожертвовать – в высоком смысле слова. Возвращение вам Ромуальда было лишь побочным обстоятельством, и одновременно – неплохой легендой на случай, если преступление все же будет раскрыто. В этой игре вы не туз, хотя и хотели им выглядеть. Надеялись, что вам поверят. Хотели разжалобить: как же, женщина, сожалея об ошибках молодости, решила вернуть себе ребенка и, не видя иного пути, бросилась в крайность. Ранее не судима, свою вину признала и раскаивается. Так?

Эдит зевнула.

– Жаль, – сказал Розниекс, – что такой актерский талант погиб. Вернее – использован во зло и понапрасну.

XXXIX

В комнате раздалось шипенье магнитофона, из которого вылуплялись слова и фразы.

«Чего вы от меня хотите? – голос директора Зале выражал недовольство. – Пора бы знать, что меня поймать на крючок или запутать в сеть никому не удавалось».

«Значит, сегодня это произойдет впервые». Эдит, услышав свой голос и вспомнив ситуацию, побледнела.

«Мы будем все же иметь эту честь», – поддержал ее хрипловатый голос Лубенса. Сейчас он, под надзором конвойного, сидел на стуле посреди комнаты и внимательно слушал запись, как если бы слышал разговор впервые.

«Прошу вас. Вот фотокопии всей вашей подпольной бухгалтерии, страница за страницей, – голос Лубенса звучал необычайно мирно, – сколько доставлено левого товара, когда, откуда, на какую сумму, сколько денег взято из кассы… А здесь сфотографированы некоторые любопытные накладные, которые, без сомнения, в ваших официальных отчетах не фигурируют…»

Наступившую затем тишину нарушил низкий альт Зале. «Можете дальше не показывать. Сколько вы заплатили Канцане за иудин труд и сколько хотите заработать сами?»

«Почему Канцане? А может быть, Зиедкалнс?» – вступила Эдит.

«Зиедкалнс не в курсе дела».

Снова пауза.

«Без Зиедкалнс вы не могли провернуть эти операции», – усомнился Лубенс.

«Мне хватает одной продавщицы на отделение, – отрезала Зале. – Итак, сколько вы хотите за пленку? За негатив, не за копии, разумеется».

«Гм… Зиедкалнс не в курсе дела? – Лубенс был разочарован. – Жаль. Она отнеслась к делу с таким интересом…»

«Вы показали ей снимки?!»

«Некоторые».

«Этого достаточно. Что вам было нужно от нее?» – в голосе Зале чувствовалась осторожность.

«Был один вопрос личного характера. Теперь это не актуально».

«И ваши векселя потеряли силу. Меня не сегодня-завтра арестуют. Вы начали не с того конца».

«Все еще поправимо».

«Каким образом?»

«Надо убрать Зиедкалнс».

«Этого только не хватало! Лучше уж тюрьма».

«Да только ли тюрьма? Ваши масштабы, похоже, легко тянут на вышку», – с издевкой засмеялся Лубенс.

«На мокрое не пойду. Пускай расстреливают».

«Погодите, да почему именно вы? Любой шофер из тех, кто вам привозит левый товар, не откажется. Несчастный случай на дороге – пять, от силы шесть лет. Да и то, если еще поймают».

«Это все пьяницы, дураки и трусы. Стоит такому попасть – потянет всех остальных».

«Сколько заплатите за работу?»

«Я уже говорила».

«Ну что ж – тогда собирайте вещички и заодно напишите завещание».

Скрипнул стул. Пауза.

«А какие гарантии?» – хрипло выдавила Зале.

«Векселей не выдаю. Но сам заинтересован не влипнуть».

«Сколько вы хотите?» – спросила Зале нетерпеливо и взволнованно.

«Десять тысяч за пленку, десять за Зиедкалнс. Из них пять заплачу сам за свою ошибку. С вас – пятнадцать», – хладнокровно объявил Лубенс.

«Двен адцать!»

«Не будем торговаться. Сделка для вас выгодна. Окупится за год».

Запись кончилась. Розниекс выключил магнитофон. Глаза Эдит сверкали, словно она только что посмотрела фильм ужасов и не могла еще вернуться к действительности. Лубенс поежился.

– Кто это записал? – спросил он негромко, чтобы скрыть дрожь в голосе.

Розниекс вынул из стола пачку «Риги», открыл, предложил присутствующим, закурил сам. Стабиньш удивленно поднял брови.