Последняя истина, последняя страсть

В комнате вспыхнула настольная лампа. В ее тусклом свете Катя увидела дикий разгром – опрокинутая мебель, стулья, осколки стекла на полу, гнилые щепки. Упавший шкаф-шифоньер.

В комнате ничком, уткнувшись лицом в пол, лежал мужчина в спортивном костюме – здоровый лоб. Над ним Вилли Ригель – пиджак с чужого плеча весь раскромсан, от шарфа тоже клочья. Он коленом прижимал задержанного к полу, выворачивая ему руку в болевом приеме. Рядом – Гектор Борщов, в его руках карабин. Белая рубашка в пятнах крови – он тоже порезался о стекло.

– Катя, знакомьтесь. Это наш Горбатько, повешенный на свалке, – объявил он, проверяя обойму карабина. И поправляя галстук.

– Вы кто, блин, такие? – прохрипел Горбатько.

– Майор полиции Ригель, Староказарменск, не узнаете меня? Я вас допрашивал в больнице, – ответил Вилли. – А вы кого ждали?

– Полиция?! – Горбатько пытался повернуть голову. – Менты?!

– А ты кого ждал? – спросил Гектор. – Ну-ка, майор, уступи теперь мне место, здесь официальным путем ни хрена не добьешься… здесь по-другому надо.

Вилли поднялся, отпустил заломленную назад руку Горбатько. И в этот миг Гектор ударом ноги повернул задержанного на спину. А сам встал ему ногами прямо на грудь и ткнул стволом карабина в подбородок.

– Слушай меня, Горбатько. Ты оказал вооруженное сопротивление сотрудникам силовых органов. Я тебя сейчас только за одно это могу пристрелить. И мне ничего не будет, потому что это вооруженное задержание. – Гектор нажимал дулом карабина все сильнее под подбородок здоровяка. – Выбирай – или говоришь все нам, или пуля. И до трех даже не считаю. Три-четыре…

– Я все скажу! Убери ствол!

– Кто тебя повесил в лесу за ноги у свалки?

– Не знаю! Я его не видел!

– Как это не видел? Когда он тебя вешал там?

– Меня сзади ударили. Я не знаю, что было дальше. Очнулся в лесу – темно. Фонарь светит. И он мордой меня в землю, как вы. Он даже не разговаривал со мной!

– Как это?

– Сунул под нод нос лист бумаги, а там вопрос написан. Я даже голоса его не слышал! Бил меня по спине ногами. Потом опять звезданул по затылку. Я очнулся уже вниз головой. Закричал.

– О чем были те вопросы?

– Я… я не хотел… черт меня дернул… я не хотел!

– Что ты сделал? – спросил Гектор, надавливая ему ногой на грудь, а стволом карабина под подбородок. – Что? Это касается ребенка Герды Засулич?

– Да! Но я клянусь… я не хотел… я сам не знаю, как… на деньги польстился. И потом он мне сказал – с девчонкой ничего не случится плохого, просто мамашу ее до икоты испугаем! Заставим подчиниться.

– Кто это тебе сказал?

– Он!

– Кто он? – спросил Вилли Ригель. – Назови, кто.

– Кабанов… его за это убили! А я… я решил, что и мне не жить. Что все равно добьют, поэтому я уехал сюда… Я не вас, полицию, ждал! Я свою жизнь защищал!

– Алексей Кабанов и ты вместе похитили ребенка? – Гектор чуть отвел дуло карабина от его лица.

– Он меня склонял, денег обещал. Хотел, чтобы я кого-то нашел, напарника. Я намекнул кой-кому из наших… Но все отказались. Такое дело – ребенок, похищение. Я ему сказал – никто не хочет в такое ввязываться. А он – нужны двое. Тогда я сам с тобой это сделаю. Он мне велел найти машину – у нас есть такие… вроде как из угона. Я нашел. Мы к садику детскому приехали. Он остался в машине, а я…

– Ты забрал девочку из садика?

– Да… сказал – мама задерживается, ждет ее. Она пошла со мной. Доверчивая, как кролик… Никто не видел нас, воспитательница по мобиле чатилась.

– И что дальше?

– Я посадил девчонку в машину, Кабанов сказал – уезжаем. Он девчонке что-то наврал, а потом ей что-то вколол. И она уснула сразу. Сказал – накрой ее одеялом в салоне, не класть же в багажник, еще задохнется там. Мы уехали из города, мотались по проселкам. Потом он сказал – достаточно. И мы выкинули девчонку на остановке автобусной. Он ей мишку плюшевого сунул в руки.

– Дальше.

– Он мне заплатил. А потом, уже через два дня… я выходил из машины… вечером – и меня сзади по башке! А дальше – как я вам уже сказал.

– Тот, кто тебя в лес к помойке увез, он был один?

– Я не знаю.

– Или двое?

– Я не знаю!

– Это могла быть женщина?

– Нннет… впрочем, не знаю.

– А две женщины?

Катя глянула на Вилли Ригеля – э, куда нас допрос заводит…

– Не знаю я! Я ничего не видел! Как увидишь, если морда в землю впечатана? Видел эти листы бумаги с вопросами про ребенка. Он точно знал, что это я. Но он хотел узнать, кто еще был со мной. Имя требовал, как вы.

– И ты раскололся, сказал? – продолжал Гектор.

– Да, да! Он написал – твои похороны! И потом он про меня все равно уже все знал, ему про меня было известно. Он имя сообщника требовал. Я сказал, что это Кабанов. Мажор-помоечник.

– А откуда ему про тебя было известно?

– Наши продали. – Горбатько стиснул зубы. – Я ж намекал кое-кому из наших… они меня и продали… он, видно, заплатил, чтобы узнать.

Гектор убрал карабин и сошел с поверженного, словно с пьедестала.

– Доставай наручники, – сказал он Вилли Ригелю. – Остальное в отделе дожмем с ним. Катя, вы наша муза жесткого дознания! А не хилую ночь мы провели вместе с вами? Будет что вспомнить, правда?