Последняя истина, последняя страсть

– Понял. – Он накладывал ей на тарелку, заглядывая в глаза. – Вилли, а мне борщ просто сниться начал в этой дыре. Я домой в СерБор наш приезжаю, дома одно пюре овощное протертое для бати моего. Я в крик! Голодом меня уморить хотите, вредители? Горничная бежит, со страху мне сразу целую кастрюльку кааааааак наварит борща! И в холодильник. Я ночью холодильник открываю, а он холодненький, свекольный, с жирком, пальчики оближешь… А тебе мама немецкий суп варила?

– С клецками. Куриный. – Вилли Ригель жевал.

– Люблю! А из бузины у вас такой есть супчик?

– С крыжовником? Тоже. Но это летом. Типа нашей русской окрошки.

– Ба! Катя, вы борщ тоже не хотите? Ну, ничего не хочет она! А окрошку будете?

– Нет, спасибо. – Катя, как всегда, нацелилась на самое вкусное. – Я хочу салат с крабами.

Ели-пили…

В отдел вернулись сытые и слегка осовелые уже к концу рабочего дня. Дежурный Ухов потянул носом – учуял стойкое водочное померанцевое амбре. Но ничего не сказал. Ему привезли из ресторана гостинец – пакет с пирожками, курником, бутербродами и бутылкой водки.

Гектор плотно занялся кофеваркой. Кому эспрессо? Кому капучино?

– Вилли, я не знаю, как относиться к тому, что мы узнали про семью Кабановой. – Катя высказала Ригелю наконец то, что ее мучило, тревожило весь этот ресторанный банкет.

Вилли Ригель сосредоточенно искал что-то среди своих файлов в ноутбуке.

– Не надо пока никаких выводов. Мы должны сначала узнать у нее, куда она ездила вчера утром. И почему солгала. Это события дня сегодняшнего. А то далекое прошлое. Хотя, возможно, и важное.

– Я понимаю, но…

– Вот, нашел наконец. В заключении судмедэкспертизы… Те шрамы на теле Кабанова на руке и на животе. Патологоанатом сказал, что они старого происхождения. Значит, это правда все, отец и Лесика хотел убить. Что же там стряслось у них тогда? Сегодня с Кабановой поговорить не удастся, – Вилли Ригель покачал головой, – сегодня похороны. Я позвоню ей завтра утром и вызову официально на допрос. Пока как свидетеля по делу и… Ну, она же признана официальным представителем интересов потерпевшего. Чуть позже мне наши ребята скинут по почте видео с похорон. Я отправил их глянуть – кто будет на кладбище и на поминках. Поснимать негласно.

Видео с похорон они смотрели уже поздним вечером на ноутбуке.

Лесика Кабанова похоронили на Люберецком кладбище. Гроб его поражал взор дороговизной, помпезностью, этаким кладбищенским шиком. Кроме Клары Порфирьевна Кабановой, на похоронах были Петя и Ульяна – оба в глубоком трауре. Ульяна в модной шляпке с вуалью. Еще – коллеги прокурора Кабановой по работе. Еще – менеджмент фирмы Лесика Кабанова. И больше никого. Ни друзей, ни приятелей…

– А это кто, интересно? – спросил вдруг Гектор, сделав глоток кофе и указывая на экран.

Катя увидела чуть в стороне от основной группы скорбящих невысокую женщину в черном – с русыми волосами с проседью, просто и небогато одетую. Ей было около шестидесяти лет. Она не подходила к Кабановой и остальным.

Петя сам подошел к ней. Она протянула к нему руки. И внезапно обняла его, крепко прижав к груди.

Глава 38 Лабутены

Так уж вышло, что в этот день пировали не только в загородном ресторане «Сказка» в Малаховке. Но и в Москве.

Он ждал Герду Засулич у дверей фешенебельного кафе «Sweets», что на Петровке. Герда опаздывала. Но вот он увидел ее среди прохожих – в брючном костюме модного в этом сезоне песочного цвета, в расстегнутом тренче. Она стремительно направлялась к нему. Казалось – летела, и ножки ее словно не касались земли. Ножки, обутые в маленькие замшевые лоферы. Так грезилось Фиме Кляпову, когда он смотрел на нее.

– Фима, простите, опоздала. Перерыв задержали на семинаре. – Герда запыхалась. Она прижимала к груди увесистую сумку, набитую папками. – Экологический семинар в Берлинском доме. Полдня слушали про изменения климата. Никакой конкретики, чистый треп. Вторая часть посвящена спасению Арктики от загрязнения. А потом наш вопрос – насчет строительства мусорозаводов. Так что я буквально на полчаса вырвалась к вам.

Фима Кляпов открыл дверь кафе и пропустил Герду внутрь. Модный дизайн, шикарное пафосное место на Петровке. И ни души. Пусто.

– Все на перерыв. Вон, – скомандовал Фима Кляпов официантам, хостес и бармену. Те вмиг испарились.

Фима Кляпов снял свой дорогой пиджак и надел крахмальную белоснежную куртку шеф-повара.

– Герда, прошу. – Он гостеприимно усадил ее за стол.

А на столе… Клубничный торт со взбитыми сливками. Трехъярусная ваза с пирожными. Апельсиновый флан. Черничный сорбет. Маленькие фруктовые птифуры и еще столько всего сладкого!

– Фима… вы сами все это приготовили? – Герда в немом восхищении созерцала пиршество.

– Да. Сегодня. Встал в пять утра. И сюда к плите. Снял все кафе, а повара их отправил в отгул. Попробуйте это. Я этим особенно горжусь. – Фима Кляпов в своей крахмальной куртке вооружился двумя лопаточками и положил Герде на тарелку апельсиновый флан.

– Боже, как же вкусно! – Герда отправила ложку в рот, затем еще, еще, еще. – Фантастика.