Последняя истина, последняя страсть

– Располагайтесь. Будьте как дома, – пригласил Гектор.

– Мы сначала посмотрим фотографии, – ответил на это Вилли Ригель. – Твои с братом. Все. И школьные, и где вы мелкие, и где взрослые… Я часто Лизины фото так смотрю. На душе сразу лучше делается.

Гектор молча достал два затрепанных альбома. Катя и Вилли сели на диван. Катя сняла пиджак от брючного костюма, осталась в черном кашемировом топе без рукавов. Гектор тоже снял пиджак и галстук, расстегнул ворот рубашки. Пододвинул кресло, и они голова к голове начали смотреть фотоснимки. Чук и Гек…

Они все спрашивали его – а это вы где? А это что? Он отвечал сначала очень тихо и скованно, затем как-то расслабился. Много фотографий… какие прекрасные лица близнецов.

Вилли Ригель взял пульт и включил стереосистему. Брайн Ферри, Reason or Rhyme…

Соул – блюз – фокстрот… Вилли Ригель встал, закружил вокруг них в медляке фокстрота – Катя отметила про себя, что Лиза прекрасно научила его танцевать в ночных джаз-клубах.

– Катя? – Он протянул к ней руку.

– Нет, я посижу.

– Гек, тогда ты со мной – на пару.

Гектор медленно встал. И вот они уже вдвоем танцевали этот темный разбойничий пряный фокстрот. Саксофон… ударник… рояль…

– И танго станцуем, Гек.

– Танго давай лучше там, Вилли. – Гектор кивнул в сторону татами. – Кто у нас в спортзал все рвался?

– О! Точно! – воскликнул Вилли Ригель. – Только кроме дедушкиного джаз-оркестра у тебя что-то круче для фона найдется?

Гектор нажал на пульт.

MEIN HERZ BRENNET!

Катя вздрогнула и едва не уронила альбом с фото – Rammstein грянул из стерео.

– Гладиаторы хреновы! – Вилли через голову стащил с себя черную толстовку, обнажаясь, направляясь под «майн херц» к тататами. – Катя, делайте ставки!

Гектор расстегнул рубашку и снял ее. Катя увидела на его теле – накаченном теле атлета – множество шрамов.

И что началось на татами! Такое началось! Катя пару раз за сердце хваталась. Rammstеin гремел!

– Гек, тот приемчик…

– Здесь все дело в прыжке, Вилли…

– Я толстый для такого.

– Ты худой, и мы одного роста, тебе надо больше на гибкость нажимать в тренировках на растяжки. – Гектор показал тот свой знаменитый прием, когда он поверг в прах «смешанного единоборца Балалайкина». Он повалил легко и могучего Вилли Ригеля и вывернул ему руку. И тот сразу застучал по матам татами – все, кранты!

– А теперь ты давай, Вилли. Вот сюда в прыжке мне ногу на бедро и сразу в грудь коленом – и ты меня свалишь…

В следующую секунду Гектор уже лежал, прижатый спиной к матам. Вилли Ригель на нем, однако… Гектор вместе с ним сделал умопомрачительное сальто, выворачиваясь. Сам обвиваясь вкруг него, как удав, сдавливая его руками.

– Шаолинь, да? – Вилли Ригель тяжко дышал.

– Лхаса.

– Гонишь? Нет, серьезно, Гек?

– Есть курсы, тренинги в монастырях. В частном порядке.

– Вот это да!

– Хочешь, поедем вместе. Если твоя Лиза тебя со мной отпустит.

– А вот этому финту меня научишь, Гек?

– Я тебя всему научу, что сам знаю. У тебя фора – возраст, насколько ты меня моложе. – Гектор встал, он контролировал свое дыхание. – Но тебе надо научиться правильно дышать сначала, Вилли.

В следующий миг он сам растянулся на татами – Вилли Ригель дернул его за ногу, словно клещами схватив за щиколотку. И вот он уже на нем и тоже руки выворачивает.

– Коварство какое! Ну все, все… победил меня, германец…

– Нет, это ты весь раунд выиграл. Катя, вы только взгляните на него! Да так, как он, никто не может вообще!

Катя посмотрела в их сторону. Встретилась взглядом с Гектором. Он сразу, как обычно, опустил глаза долу.

– Ну, оттаял немного? – спросил у него Вилли Ригель, – А теперь пора и подзаправиться.

Он снова натянул через голову свою толстовку. Гектор тоже взял со стула серую толстовку с капюшоном. Надел. Они спустились на кухню. Гектор достал гриль. Он неплохо готовил. Вилли Ригель лишь под ногами путался, но всех поучал со своим чисто немецким педантизмом. Катя резала фрукты, делала салат. Они забрали на трех подносах угощение, захватили упаковки с пивом, вино и коньяк и снова вернулись на второй этаж в «берлогу», чтобы не тревожить больного старика-генерала.

Катя с бокалом вина подошла к окну. Сумерки уже, день к закату… Окно берлоги смотрело на лес и какие-то развалины. Катя разглядела старый деревянный дом – дачу в стиле тридцатых с проваленной крышей и разбитыми окнами.

– Гек, что это у вас на участке?

– Бывшая дача Тухачевского. – Он подошел к ней. В руках бокал и бутылка вина. Он ничего не ел. Только пил.

– Серьезно?

– Дача Мосдачтреста, как в Малаховке. Когда присоединил этот участок, не стал ломать ее. – Гектор смотрел на развалины маршальской дачи, потом подлил Кате вина в бокал. – Пусть гниет на моих глазах. Вилли?

– Да, Гек? – Вилли Ригель пил свой «дункель паулайнер» прямо из бутылки, из горла.

– А ты был прав. Не выйдет из нас «нового дворянства». И это все тоже иллюзия… Наследовать фамильное некому. Я как-нибудь потом здесь все подожгу…

– Гек, – тихонько сказала ему Катя.

– Что? – Он смотрел на нее. И не было тьмы в его серых глазах, только печаль.