Последняя история Мины Ли

Ближе к вечеру следующего дня Марго вернулась на рынок, чтобы поспрашивать у Альмы и других продавцов на рынке насчет покупки маминой лавки. Еще утром она сходила в банк со свидетельством о смерти и закрыла счет, сняв с него все деньги – пятьсот шестьдесят долларов. Однако этой суммы было недостаточно, чтобы оплатить кремацию и погасить неоплаченные счета. Марго хватало собственных сбережений для оплаты аренды в Сиэтле, но не на жизнь в Лос-Анджелесе после праздников.

На стоянке рынка из огромных динамиков, вибрирующих и подпрыгивающих, раздавалась музыка в стиле банда. Мужчина в ковбойской шляпе жарил цыпленка в облаке ароматного дыма. Внутри крытой конструкции проходы были забиты товаром, люди неспешно прогуливались, выбирая товары.

Лавка матери была цела и невредима, по-прежнему заперта на висячий замок. Марго выдохнула с облегчением – она волновалась, что, зная о смерти мамы, в лавку могли вломиться и все вынести.

Сколько теперь стоила лавка мамы после ее смерти? Какова цена всей этой одежды, вешалок, витрин и полок, которые мама с таким трудом собирала более двадцати лет?

Когда Марго отперла ворота, из лавки напротив, набитой рождественскими украшениями – мигающими разными цветами гирляндами и серебристой мишурой – в весело сдвинутой набок шапке Санта-Клауса вышла Альма и, обняв Марго, поцеловала в щеку, словно благословляя. Затем по-испански позвала ее к себе, где угостила кружкой чампуррадо. Знакомый аромат напитка, вкус горячего шоколада, корицы и кукурузы успокоил Марго.

Усевшись рядом с ней, Альма махнула на лавку матери и сказала по-испански:

– Моя сестра хочет купить ее.

– Ваша сестра? – неуверенно уточнила Марго.

– Да. Как насчет шести тысяч?

Марго понятия не имела, сколько на самом деле стоит лавка, но что поделать? Сколько у нее осталось времени и сил? Шести тысяч будет достаточно, чтобы покрыть кремацию и возместить расходы Марго, которой пришлось взять неоплачиваемый отпуск. К тому же Альма не чужой человек, они с сестрой наверняка хорошо позаботятся о лавке и покупателях.

– На следующей неделе? – спросила Альма по-английски и добавила по-испански: – Деньги?

– Хорошо. Si. Я вам позвоню? – Марго допила чампуррадо и жестом попросила Альму добавить свой номер ей в телефон. – Я вернусь на следующей неделе, хорошо?

Марго захлестнула волна печали. Неужели на этом все? Конец лавке матери, которой та отдала столько времени и сил, защищая и развивая собственный бизнес. Годами она кричала Amiga! Amiga! вслед уходящим женщинам, подметала полы и расхваливала незнакомок, примеряющих ее одежду: «Bonita. Такая молодая. Joven». Годами все эти женщины с разных сторон рассматривали свое отражение в зеркале импровизированной примерочной, оценивая себя и свой внешний вид.

Альма обняла Марго и погладила по спине. Несомненно, мама была бы довольна таким концом.

Собрав вещи мамы – тетради, квитанции и керамическую статуэтку Девы Марии – в самую большую картонную коробку, какую только удалось найти, Марго заперла лавку.

Теперь, когда у нее почти появились деньги, она подумывала пригласить на ужин миссис Бэк. На этой неделе они могли бы снова сходить в «Ханок-Хаус». Поездка в Калабасас почти не принесла никаких плодов, ей ничего не удалось узнать о мистере Киме – кроме того что его вдова Мэри уже обзавелась любовником. Поэтому единственным человеком, который мог рассказать Марго о мистере Киме и его отношениях с матерью, была миссис Бэк. Может, она даже могла подтвердить или опровергнуть домыслы Марго о их родстве.

Марго прогуливалась по лабиринту рынка, украшенного мишурой и мигающими гирляндами. Мимо с криками и веселым хохотом проносились дети. В соседней секции рынка из колонок раздавалась Feliz Navidad^[19], смешиваясь с мелодиями всевозможных электронных игрушек, выставленных на продажу.

Марго подумала о годах ненависти к этому месту, презрению к этой работе, грязи и мусору, который скапливался в проходах.

– Не хочу идти на рынок! – кричала Марго, будучи подростком. – Хочу остаться дома! У меня выходные.

– Думаешь, я хочу? – срывающимся голосом бросала в ответ мама. – Мне нужна помощь. Я не могу делать все одна.

– Я же не виновата, что тебе приходится работать! Почему я должна идти? Ты и сама прекрасно справляешься.

– Мне нужна твоя помощь, как ты не понимаешь?! Я не могу делать все одна!

И Марго почти всегда сдавалась, чтобы сохранить хрупкое душевное равновесие, относительный порядок, который удавалось установить в их семье из двух человек, с трудом понимающих друг друга; сохранить ту крошечную власть над миром, который, казалось, чурался их – бедных иммигрантов, чужаков. И все же теперь Марго понимала, что эта лавка, этот рынок, где мама проводила шесть дней в неделю, был продолжением их дома и домов всех тех, кто работал здесь, включая Альму. Не столько ради денег, сколько ради любви – любви к своим семьям и друзьям, воспитанным и обеспеченным здесь и за границей. Любовь со всем своим многообразием может выглядеть и так.