Последняя история Мины Ли

– Может, она не хотела, чтобы узнал он? – с неожиданной яростью возразила миссис Бэк. – Больному человеку тяжело принять такую новость. Ему оставалось жить считаные недели. Она пыталась защитить вас обоих. – Из ее глаз покатились слезы. – Она всех пыталась защитить.

Марго без сил опустилась на диван. Миссис Бэк вытерла рукавом нос, вышла на минуту из комнаты и вернулась с коробкой салфеток, которую протянула Марго.

– Я все еще не понимаю. – Марго высморкалась. – А теперь… что теперь? Что мне делать со всей этой информацией? Она бесполезна. Они оба мертвы.

Миссис Бэк села рядом с Марго и взяла за руку.

– Прошлое – это… – Она поморщилась, не отрывая глаз от ковра. – Иногда о нем лучше забыть. У тебя вся жизнь впереди, понимаешь? Ты должна… Мы обе должны забыть обо всем плохом и жить дальше, хорошо?

– Но я не хочу забывать, пока не пойму. Действительно ли это несчастный случай?

– Смерть твоей мамы?

Марго кивнула.

– Я не собираюсь… забывать и жить дальше, пока не пойму. Я не смогу, пока…

– Пока что? Пока не поймешь, что твоей вины здесь нет? – Глаза миссис Бэк заблестели. – Ты чувствуешь себя виноватой?

У Марго вспыхнули щеки.

– Мне следовало чаще звонить ей, чаще навещать. Может, я бы… может, ничего и не предотвратила, но по крайней мере знала бы, что происходит в ее жизни. Я могла…

– В случившемся нет твоей вины, Марго. – Миссис Бэк сжала ее запястье. – Это был несчастный случай. Очень страшный несчастный случай. – Вытерев уголки глаз, она продолжила: – Мы все жалеем о прошлом, понимаешь? А на самом деле оно того не стоит. Мы все могли поступить иначе. – Она уставилась на небоскребы из книг перед собой. – В этом-то и проблема памяти.

Для мамы настоящее было хрупкой скорлупой, которую запросто можно разбить. В подростковом возрасте Марго как-то умоляла маму отпустить ее на концерт (сейчас она даже не помнила название группы). Хоть Марго и соврала, что родители подруги их заберут, мама наотрез отказалась ее пускать.

– Ты знаешь, как много я работаю? – кричала мама по-корейски. – Ты знаешь, как мне тяжело? Я уже много лет не развлекалась и вообще забыла, что значит веселиться.

– Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива? – кричала Марго в ответ по-английски, не заботясь о том, что их услышат соседи.

– Ты должна сидеть дома и учиться! Ты хоть представляешь, как тебе повезло? Знаешь, чем я занималась в твои годы? – Мама воинственно ткнула себя пальцем в грудь. – В детстве я целыми днями работала на фабрике. Знаешь, каково это? Меня все время тошнило. С такими детьми, как мы, случались ужасные вещи. Мы все были обузой – лишними ртами, которые нужно кормить. Пришлось научиться кормить себя саму. Какое уж тут веселье? В нашем мире не до веселья.

Мамина строгость объяснялась желанием защитить дочь от мира, в котором она не видела ни безопасного уголка, ни бескорыстной доброты. Разумеется, именно таким мама видела этот мир – так много в ее характере было обусловлено ее прошлым. Как и все кругом, она плыла по реке прошлого. Только ее река была особенно вязкой и черной, наполненной дымом и пламенем.

По лицу Марго текли слезы. В голове билась единственная мысль – выбраться из этой комнаты, вдохнуть свежего воздуха. Она вскочила, вцепившись в подлокотник дивана, и кинулась к выходу, бросив напоследок:

– Извините, что пришла так поздно.

Она взялась за дверную ручку, но голос миссис Бэк задержал ее.

– Твоя мама… Ей было очень одиноко в Америке. – Возможно, она пыталась помочь Марго простить себя, простить наконец маму.

Марго не обернулась. Она ненавидела слово «одиноко». Ей хотелось крикнуть: «При чем здесь я? Я не виновата, что родилась. Мне тоже было одиноко. Я была никому не нужна». Стиснув зубы, она промолчала.

– Ее одиночество знакомо многим из нас, – продолжала миссис Бэк. – Такие женщины, как мы… с нами такое постоянно происходит. Вот почему… мы такие, какие есть. Вот почему мы принимаем те решения, которые принимаем. Чтобы выжить. Чтобы справиться. Чтобы защитить друг друга. Ради тебя она была готова на все. Ты ее оберегала. Ты ее спасла.

Марго больше не могла этого выносить. Она вылетела из квартиры, жадно хватая воздух ртом, сбежала по лестнице и бросилась к машине, где сидела какое-то время, пытаясь восстановить дыхание. Одинокий фонарь освещал пустой тротуар.

«Такие женщины, как мы».

Мысли метались в голове, как загнанное животное. Как сеть, которая обвилась вокруг лодыжек Марго, угрожая утащить в море.

«Ты ее спасла».

Неправда. Она опоздала.

Марго завела машину и направилась к автомагистрали вдоль парка Макартур, мимо черного озера, мерцающего размытыми отблесками света. Она вдруг осознала, что никогда не водила машину в Лос-Анджелесе – до переезда в восемнадцать лет вся ее жизнь была ограничена автобусами, прогулками и ездой с мамой на пассажирском сиденье. И все же она могла выехать по крайней мере на автомагистраль 10, как будто указатели каким-то образом отпечатались на карте ее памяти, на костях ее рук и ног, которые теперь вели машину навстречу океану.