Последняя из древних

Возможно, по мнению Большой Матери, Дочь вела себя так, будто это была ее охота. Укрываясь в корнях деревьев, она, возможно, не видела, что произошло в узком месте лощины. Может, она думала, что это Дочь велела Крюку броситься на зубра?

– Не, буу. – Дочь издала носовой зубриный рык и покачала головой из стороны в сторону, чтобы показать свое смирение и горе. Убить зубра, выпить кровь теленка и отрезать первые куски – такая честь предоставляется тому, кто отвечает за охоту. А она по своей горячности влезла и заняла чужое место. Большая Мать приблизилась к копыту и сердито посмотрела на Дочь. Подошел Струк и хотел было взять Дочь за руку, но она быстро отмахнулась от него. Мальчишки это не касалось. Дочь обняла Большую Мать и почувствовала дрожь в животе. Она не поняла, то ли это задрожала гора, то ли треснул лед, но тело просто отзывалось на ее собственные действия. После первого движения ему требовалось некоторое время, чтобы прийти в равновесие. Она чувствовала, что ее губы дрожат, и знала, что будет дальше. Она медленно приблизилась к ногам старухи и встала на колени, опустив голову. Поместить голову и шею в непосредственной близости от чужих рук означало: «Можешь сделать с моим телом все, что пожелаешь».

Дочь смотрела на лед и на ноги матери. Старуха привязывала к ступням подушечки из зубриной шкуры, чтобы защитить их от острого льда. Ее кожа была настолько тонкой, что почти блестела, складками обвисая вокруг ее ног. Ногти были толстыми, как кора. Мозоли на пальцах ее ног и на пятках были твердыми, напоминая скорее камень, чем кожу. Дочь знала, что эти ноги добры, хотя могут и дать хорошего пинка. Она почувствовала руку Большой Матери на макушке, вздрогнула и затаила дыхание. Рука вжалась в ее спутанные волосы.

– Хм, – сказала Большая Мать, принюхавшись.

Рука сильно сдавила голову Дочери и осталась лежать на ней – это значило, что решение еще не принято. Через некоторое время старуха села. Она щелкнула языком, обращаясь к Дочери, – хотела, чтобы ее покормили.

Дочь принялась за дело. Она отрезала кусок самой жирной грудинки у самого сердца. Сначала положила матери в рот кусочек самого мягкого белого мраморного жира. Потом осторожно пережевала кусок мяса, постаравшись, чтобы не вытек сок. Стоя на коленях рядом с Большой Матерью, она помогала старухе есть. Прощение начинается с желудка.

Может быть, расстановка сил в их семье и изменилась, но Дочь была молода. Сама того не осознавая, она хотела чего-то невозможного. Это было новое чувство, свежее, как теплое мясо, которое они жевали. Несмотря на очевидную слабость Большой Матери, Дочь, как и многие из ее вида, хотела, чтобы все оставалось как было. Кормя старуху, она впускала в сердце частичку надежды. Ей хотелось показать другим, что она еще ни за что не отвечает. Она пока еще остается молодой. Тогда, может быть, несмотря на течку, ей разрешат остаться в семье.

8

Они особенно остро почувствовали, как им не хватает Крюка, когда начали долгую работу по разделке туши и переноске мяса на короткое расстояние до пещеры рядом с их весенней хижиной. Дочь беспокоилась, что, ходя туда-сюда, они будут открыты для хищных зверей. Сын хотел построить укрытие и разбить лагерь у самой туши, но Большая Мать не разрешила – в это время года под ними мог растаять лед. Она решила, что они перенесут мясо в пещеру, и двинулась к ней, показывая место. Дочь попыталась сдержать громкий стон; горе и усталость слились в ее груди в один черный шар. По крайней мере, в пещере можно отдохнуть. Под безопасным прикрытием каменных стен они смогут устроить большой пир – резать и есть мясо.

В лагере Дочь сложила часть мяса, которое они не съедят сразу, в краткосрочное хранилище. В земле ниже линии замерзания были вырыты ямы. Струк и Крюк когда-то обложили их камнями, чтобы в них не залезли мелкие животные, но белки все равно целыми днями пытались преодолеть препятствие. Это было одной из причин поразительной меткости Большой Матери. Она могла бы попасть камнем в голову белке с десяти зубриных шагов. Крюк с копьем стоял бы на страже, готовый крикнуть в любой момент, Сын разделывал бы тушу, а Дочь носила куски в пещеру. Пока они работали внутри пещеры, Крюк вместе с Большой Матерью и Струком вернулись бы в лагерь и следили за окрестностями. А теперь им приходилось то и дело отрываться от работы, которой было много: нарезать тонкие полоски мяса для сушки, вскипятить мозг, чтобы сделать жир, ободрать сухожилия и положить их вымачиваться. Работа шла медленно. Закончив, они будут есть и рассказывать истории у костра. Они еще не успели соскучиться по самому Крюку, но им не хватало работы, которую он выполнял, чтобы обеспечить их безопасность и питание. Скорбь для них имела чисто практическую сторону. Одно тело равнялось той работе, которую оно выполняло в течение своей жизни. Чтобы пережить чью-то смерть, нужно было понять, как выполнять всю работу без умершего. А разделать большого зубра при таком малом количестве людей было трудно.