Последняя из Лунных Дев

— Ну, ты же знаешь, что люди говорят… Что они… не от мира сего… Что они ведьмы.

Эндрю про себя досчитал до десяти.

— Ты уже достаточно взрослый, Деннис, чтобы бояться каких-то ведьм.

— А ты что, не боишься? Совсем ни капли?

— Ну, если говорить о котлах с зельями и черных кошках — то нет, нисколько. А вот чего я действительно боюсь — так это тех людей, которые доверяются глупым россказням и выдают их потом за правду.

— Да ладно, кореш. У них и имечко-то даже странное. Лун! Признай, в них есть что-то жуткое. Особенно в младшей. С тех пор, как она вернулась, от нее одни неприятности. Таскается по городу и все трындит о тех мертвых девицах — как будто люди не помнят, из чьего пруда их вытащили. Хватает же дерзости у человека!

Эндрю уставился на него в упор, стараясь все же держать себя в руках.

— После всего того, что ваш город заставил пережить ее семью, потребовалось немало дерзости и отваги, чтобы вообще сюда вернуться.

Деннис, видимо, почувствовал, что перегнул палку. Он стянул с головы бейсболку и пару раз пригладил ладонью свои желтые, цвета соломы, волосы.

— Она зря теряет время, вот что я хочу сказать. Все хорошо знают, что случилось с теми сестрами. И от того, что она будет вытягивать эту историю на свет, мнение у людей не переменится.

Эндрю с такой силой сжал в кулаке ключи, что они больно вонзились в ладонь. Лиззи предупреждала его о последствиях, если он будет ее защищать. Тогда его это не испугало — как не испугало и сейчас.

— Никто пока не знает, Деннис, кто на самом деле убил Хизер и Дарси Гилмэн. Ни ты, ни полиция, ни даже Лиззи. Я был бы признателен, если бы ты это запомнил — и впредь держал свое мнение при себе.

— Я просто хочу сказать…

— Не надо, — отрезал Эндрю, и собственный тон даже ему самому показался угрожающим. — Ничего не говори. Если вообще хочешь и дальше у меня работать.

Глава 26

Когда Лиззи вошла на кухню, в нос ей ударил резкий запах уксуса. Эвви стояла перед окном, протирая стекло, с пульверизатором в одной руке и смятой газетой в другой.

— В холодильнике для тебя есть сэндвич. И для матери твоей тоже — если она еще здесь.

— Она была со мной, заходила в бабушкину лавку. Явилась с двумя кружками кофе и сказала, что ходила в сгоревший сад.

Эвви поставила бутылку с распылителем.

— И что она там делала, в саду?

— Надо думать, ловила энергетику. Она знает, что пожар устроен специально.

— И много ты ей сообщила?

— Я рассказала про зажигательные бутылки. Она все равно рано или поздно об этом бы услышала. Но я не хочу, чтобы она знала, что я расспрашиваю людей по поводу того убийства или, тем более, про то, что это может быть как-то связано с пожаром. Мне совсем не нужно, чтобы она начала тут бесноваться, а сидеть и сторожить ее все время я не могу. — Лиззи немного помолчала, не зная, как воспримет Эвви следующую новость. — Она немного здесь задержится. Не знаю пока на сколько. Посмотрим по обстановке.

Эвви пожала плечами:

— Это твоя мать. И твой дом. — Потом чуть склонила голову набок: — И каково тебе? Встретиться с ней после стольких лет?

Лиззи некоторое время обдумывала вопрос, пытаясь разобраться во всех тех чувствах, что накатывали на нее в последние двадцать четыре часа.

— Тяжело, — наконец ответила она. — Смотрю на нее — и такая злость охватывает. А потом думаю: а чем она, собственно, отличается от меня? Мы обе отсюда сбежали. Нас обеих не было, когда Альтея умирала, и обе вернулись слишком поздно. Все то же самое.

— Нет, совсем не то же, — резко возразила Эвви. — Если только с очень большой натяжкой. Ты умчалась навстречу своим мечтам, чтобы стать тем, кем мечтала быть. А твоя матушка бежала прочь от того безобразия, которое она тут устроила. Где она сейчас, кстати?

— Кто знает? — приподняла плечо Лиззи. — Сказала, что пойдет немного прогуляться. Она вообще вела себя как-то… не знаю даже… Как-то странно.

— В каком смысле — странно? — прищурилась Эвви.

— Ну, как сказать… Я никогда не думала, что она может быть серьезной, с глубокими чувствами. Мне она всегда казалась легкомысленной, с душой нараспашку — так, во всяком случае, это выглядело со стороны. Или, может быть, она передо мной играет? Мы заговорили о том мурале, что она нарисовала на стене амбара, и она вдруг — ни с того ни с сего — стала вспоминать о том, как была ребенком и каким виделось ей небо в сумерках. Я в жизни не слышала, чтобы она о чем-либо подобном рассуждала или что ее вообще что-то по-настоящему волновало. Даже не представляла, что такое возможно.

— А теперь, когда ты об этом знаешь?

Лиззи медленно покачала головой.