Последняя из рода Блау

Мы обе любили Акселя, Нэнс и Фей-Фей. Я обожала Данда, а младшей Вайю нравился его образ в моих воспоминаниях – большой, сильный, молчаливый и лохматый, гораздо более близкий и понятный, чем Акс.

Мы обе любили пироги с зимником, Маги, Пинки и любили читать, задрав ноги на тахту. Любили солнечные дни, запах прелых листьев и вересковые пустоши за поместьем.

Мы обе хотели, чтобы род процветал, а сила Блау приумножалась. У нас было так много общего, почти все можно было разделить на двоих, но при этом всего становилось больше и больше. Здесь просто не оставалось места для ярости и боли, для моей ненависти, за которую я так держалась. Младшая не испытывала ненависти, она не испытывала испепеляющего, сжимающего горло страха и горечи, которая кровью оседает на языке.

Дети еще не умеют ненавидеть.

В ее мире дом был там, где дядя и брат, подруги и нарядные платья. Большой и безопасный. В ее мире возлюбленные должны быть светловолосыми, как Квинт, а лошади белыми, как райхарка, которую обещал привезти от Хэсау дядя.

Бесполезно. Тупо. Глупо. Мысли колыхнулись в голове, но их смыло волной света и умиротворения. Жизнь не состоит из ненависти и мести. В ее мире было место только для любви.

Мы проживали нашу жизнь вместе.

Я делала первые шаги по гостиной, держась за руку Ликаса, косолапо шагая в заботливо протянутые навстречу ласковые мамины руки. Она лечила, зашивала и сращивала, проводя мгновения в моем полевом госпитале. Я разучивала тайком танец, спрятавшись в закрытом бальном зале, ловя свое отражение в новом платье, а она изучала углы и плиты пола шестой камеры.

Воспоминания бежали все быстрее и быстрее. Ночь. Шахты. Последние остатки смелости, чтобы доказать себе и им…

Смерть. Переход. Зов.

И младшая спряталась, притаилась, испугавшись, и выбирала время помочь, глядя на мир уже моими глазами. И этот новый мир был чужд. Ей не нравились тренировки и каллиграфия, ее испугал Вызванный и лабиринт Фейу, но ей нравились Кантор и Таджо, Квинт и Марий…

Воспоминания заканчивались, время подходило к концу. Юная Вайю таяла, растворяясь во мне, щедро делясь последними образами.

Жить за меня, жить за нее, жить за двоих. Нет места для ненависти. Не тратить драгоценный дар так глупо, спасти, обрести, хранить, беречь, защищать… Образы дяди и Акселя растаяли в светлой дымке.

Юная Вайю не прощалась, потому что она оставалась со мной навсегда. Она просила… Квинт на коленях перед нами, умоляющий о прощении… Семь танцевальных комплектов в шкафу, она хочет продолжать танцевать… И белый райхарец. У юной госпожи рода Блау непременно должна быть белая лошадь…

Три условия, три условия, три условия, – прошелестел осенний ветер.

И мы вспыхнули вместе, сливаясь в единое целое, становясь беспредельным белым светом, становясь бесконечностью, становясь вечностью и силой…

Становясь истинной дочерью рода Блау.

Храни, храни, храни…

Я пришла в себя от резкой пощечины. Голова дернулась в сторону, и я прикусила язык до крови. На стенах плясали сполохи живого огня. Меня придерживали за плечи крепкие и такие родные руки. Дядя.

– Вайю, – судорожно прошептал он, с облегчением прикрыв глаза. Что он тут делает, они же недавно отбыли к Хэсау?

Дядя выглядел страшно. Оторванная пуговица камзола, местами черная рубашка, которой положено быть свежей, темные тени под глазами и впалые щеки. Кожа на лице так обтянула кости, что дядю можно было принять за несвежее умертвие.

Что случилось? Война? Прорыв Грани? Нападение на поместье? Мятежники выступили раньше?

Я хотела спросить, но не смогла произнести ни звука, сорванное горло болело. Я открывала и закрывала рот, дядя начал хмуриться, сурово сдвинув брови, в глазах вспыхнули темные молнии.

Кажется, приближается гроза.

Я вцепилась в дядины руки, прижавшись к надежному плечу, ощутила родной запах, который не мог перебить даже шлейф гари, и заревела, чувствуя, как накатывает облегчение.

Я жива. Я прошла проверку рода. И я больше не чужая для этого мира.

Слезы катились и катились крупным горохом, я шмыгала и с удовольствием возила мокрым носом по тонкому сукну. В случае с дядей слезы никогда не бывали лишними. Я поплачу, он успокоится, и, глядишь, гроза пройдет стороной.

Но в этот раз я ошиблась. Гроза не миновала.

Глава 67 Разнос

– На колени! – Хлыст просвистел сбоку, и я рефлекторно вжала голову в плечи и упала на пол, больно ударившись коленками.

Ковер в дядином кабинете был мягкий, толстый, пушистый, но ноги и спина отозвались тянущей болью. Грязный подол халата, запятнанный пылью и засохшей кровью, казался вопиющим оскорблением царящей здесь чистоты, особенно на фоне тщательно вычищенного слугами мирийского ковра, за который в свое время отвалили солидную сумму золотых империалов.

– По долям мгновений, все события вечера, Вайю!

Что случилось? Я давно не видела дядю таким. Безусловно, он должен был почувствовать возмущение родового источника, как Старший, просто не мог пропустить такое, но это не объясняет его состояние.

Я осторожно положила руку на горло, отрицательно покачав головой. Говорить я не могла, даже если бы очень хотела.