— Ты бы поменьше слушала Бреннан, миленькая, — мягко сказала Мария, стараясь, чтобы ее слова не звучали укором. — Бреннан всего лишь кухарка в маленькой сельской усадьбе, а о Лондоне и королевском дворе ничего толком не знает. Да к тому же Елизавета вырастет по меньшей мере английской принцессой, красавицей. Ты должна подбадривать ее и быть ей добрым другом, если королева возьмет тебя, как обещала, в свиту принцессы.
— А может быть, у королевы так много дел, что она и забыла, матушка. Я ведь уже целых два месяца здесь, с тех пор как уехала из Гевера, от бабушки.
— Ладно, давай пока не будем об этом, хорошо, малышка? Сбегай позови сюда Нэнси. Стаффа нет в усадьбе — он в полях, договаривается там о чем-то со своими арендаторами. Скоро должен вернуться. А я пока могу подремать.
— Но ведь сейчас еще рано, разве нет?
— Верно, моя маленькая. А теперь сбегай за Нэнси.
Кэтрин умчалась, только гравий захрустел под быстрыми ножками. Она была уже за каменной оградой, и Мария видела лишь золотистые кудряшки, подпрыгивающие на макушке девочки; потом дочь скрылась за дверью, ведущей на кухню.
Увитые плющом стены дома отражались в маленьком пруду, где разводили рыбу, и казалось, что в тихой воде стоит второй Уивенго, а узоры темного дерева резко выделялись на фоне чисто выбеленных стен. Мария влюбилась в Уивенго, как и в Гевер: и там, и здесь она чувствовала умиротворение. А на тихой воде маленького пруда нескончаемой чередой покачивались водяные лилии — совсем как в «Золотой чайке» в Банстеде. Даже фамильные призраки совсем не беспокоили их, хотя по ночам Мария слышала, как поскрипывают половицы, и неясное беспокойство охватывало ее. Стафф убеждал, что беспокойство проистекает из ее собственных мыслей и чувств, а привидения до сих пор ни разу не показывались, когда в доме находится он сам. Да и вообще все это просто почудилось пожилой тетушке, которая так и осталась старой девой, а под конец жизни впала в слабоумие. Так утверждал Стафф, но у Марии на этот счет было свое мнение.
Как-то за ужином она втянула его в обсуждение вопроса, кто бы это мог по ночам скрипеть половицами и бродить по лестнице.
— Тетушка Сюзанна всегда настаивала на том, что это дядюшка Хэмфри, ведь его повесили в Тайберне, а привидениями, по общему мнению, становятся те, кто умер насильственной смертью, — сказал ей тогда Стафф.
— Но что думаешь об этом
— Я так рассудил: если это вообще не чудится, то это мой отец, — признался Стафф. — Ты понимаешь, эта усадьба по праву наследования принадлежала ему от рождения, а у Хэмфри была усадьба Стонхаус, ближе к Колчестеру. После восстания ту усадьбу конфисковали. Более того, мой отец умер от лихорадки в этом самом доме и, насколько я могу судить, призрак никак не проявляет себя, если в доме нахожусь я. Моя мать умерла тоже здесь, давая жизнь мне, однако о привидении не было слышно, пока не умер отец. Похоже на то, — заключил Стафф, и его глаза сделались какими-то отстраненными, а голос зазвучал мягче, — что отец не находит себе места, пока я при дворе, во власти короля, так сказать; когда же я приезжаю сюда, он успокаивается, а сейчас тем более — мы же поселились здесь. Это, понимаешь, просто рассуждение, если уж верить всем россказням и страхам старушки тетушки. Может быть и так, что ступени на лестнице скрипят от старости, я-то ведь ничего такого никогда не видел, пусть старушка и рассказывала мне, что двери ни с того ни с сего распахивались, а мебель двигалась сама собой. Ну, если такое произойдет теперь, — шутливо закончил он, — то единственно из желания призрака посмотреть, каких красавиц, жену и дочку, я привез в Уивенго. Только ты лучше не рассказывай эти сказки малышке Кэтрин. И сама не слишком переживай — к нам призрак настроен весьма дружески.
— Откуда ты это можешь знать? — бросила Мария, которой все-таки становилось не по себе при мысли о том, что в усадьбе живут привидения.
— Он же скрипит половицами не только по ночам, но и днем тоже, а лучшие народные сказители подтвердят тебе, что злые духи не осмеливаются давать знать о себе при свете дня.
Мария в конце так и не поняла, шутит Стафф или нет, а потому прекратила разговор. Он же настаивал, что призраки населяют ее собственные мысли, и в этом, возможно, был прав.