– Нет времени, – ответил Джордж-Харрисон. – Она приедет только через полчаса, потом еще полчаса, пока доставит его в больницу. Лучше я сам его туда отвезу. Возьмите одеяла, я уложу его в свой пикап.
Молодая женщина, разносившая пирожные в тот момент, когда у Готье начался приступ, предложила свою помощь. У нее «универсал», там больной не замерзнет. Подбежали еще двое из персонала. Готье уложили в «универсал». Джордж-Харрисон вызвался ехать с ним. Я тоже охотно поехала бы с Готье, я чувствовала себя ответственной за него, потому что ему стало нехорошо у меня на глазах, но в «универсале» уже не было места, и Джордж-Харрисон попросил меня его подождать.
Я дрожала под навесом от холода, обхватив себя за плечи, и смотрела, как сигнальные огни «универсала» исчезают за воротами пансионата.
Когда я вернулась в читальный зал, жизнь там снова шла своим чередом: все вернулись к своим делам, как будто ничего не произошло. Или у них такая короткая память?
Старушка за соседним с Мэй столиком опять раскладывала пасьянс, остальные уставились в экран телевизора или бессмысленно смотрели перед собой. Мэй встретила меня странным взглядом, поманила пальцем и указала на стул напротив:
– Знаешь, для меня важно с тобой познакомиться. Ты похожа на нее, даже очень. Прямо как призрак из прошлого! Она ведь умерла?
– Да, умерла.
– Зря, я должна была уйти раньше ее. Но уйти красиво – это вполне в ее духе.
– Не думаю, что она сделала это сознательно, – возразила я, встав на защиту матери. – И ее уход был не таким уж прекрасным.
– Да, ты права, не в этот раз. Не то что тогда, когда она испортила нам обеим жизнь. Вместе мы могли бы выпутаться, но она ничего не хотела слышать, все из-за этого… – Она выразительно похлопала себя по животу. – Надеюсь, ты не собираешься его у меня похитить? Учти, я не позволю.
– Похитить его у вас?
– Не разыгрывай передо мной идиотку, я говорю о сыне, он у меня один.
– Из чего вы могли бы выпутаться?
– Из передряги, в которую угодили по милости твоей мамочки. Ты же ради этого сюда явилась: хочешь узнать, куда она его дела.
– Я даже не догадываюсь, о чем вы говорите.
– Врунья! Но ты так на нее похожа, что я тебя прощаю, потому что продолжаю ее любить даже мертвую. Я скажу тебе кое-что, только, чур, пусть все это останется между нами. Ему ни слова, я запрещаю!
Я не знала, сколько продлится это просветление. Джордж-Харрисон предупреждал, что это бывает редко и продолжается недолго. Он надеялся, что повезет ему, но вышло так, что судьба улыбнулась нам в его отсутствие. И я дала обещание, которое не собиралась выполнять. Мэй взяла обе мои руки, глубоко вздохнула, расплылась в улыбке.
У меня на глазах ее лицо засияло, словно она помолодела. Казалось, ожила та фотография из кафе «Сейлорс».
– Я пошла на страшный риск, чтобы добыть приглашения, – начала она. – Но это ерунда по сравнению с тем, что произошло на самом балу. В тот вечер все решилось. Бал – фермата в сюите лжи, затянувшейся на тридцать шесть лет… Но не дольше.
36
Элинор-Ригби
У Мэй была странная манера рассказывать: казалось, она слушает подсказки внутреннего голоса. Благодаря ей я перенеслась в Балтимор в конце октября 1980 года. Был вечер…
– Водитель притормозил под козырьком, и мы вышли из машины. Стук дверцы – и дефиле машин продолжилось. У двери толпились те, кому выпала честь быть приглашенными на бал-маскарад. Две одинаково одетые женщины брали пригласительные билеты и находили имена в списке. На мне была перехваченная ремешком на талии длинная юбка, блузка с манишкой, приталенное пальто, высокая шляпа. Салли-Энн нарядилась в костюм домино: широкое платье, на голове черный капюшон. Мы выбрали такие наряды, чтобы не привлекать особого внимания и спрятать под подолами то, что намеревались похитить.
Твоя мать подала контролерше наши пригласительные. Я страшно рисковала, чтобы их получить, только уже не помню, когда это было, с некоторых пор у меня трудности с датами…