Последняя капля терпения

С шоссе к имению уже свернула грузовая «Газель». Ее фары высветили целующихся. Ларин прятал лицо, Маша сделала вид, что прикрывает глаза ладонью, сама же рассматривала машину. Грузовичок неспешно прокатил рядом, замер возле ворот. Теперь уже из темноты Ларин обернулся. С подножки резво соскочил Тангаев и двинулся к сторожке.

– Не зря я перестраховался. Тангаев и парень, который сидит в кабине, видели меня на складах и, думаю, хорошо запомнили, – тихо произнес Андрей.

Разговор Тангаева с охраной был коротким. «Газель» въехала в ворота и, почти тут же свернув в боковую аллейку, покатила по запущенной части парка. Туда, где в темноте только угадывались силуэты старых хозяйственных построек.

– Обязательно держи меня в курсе всего, – прошептала Маша.

– Погоди! Не закрывай! – крикнул Ларин охраннику имения и, махнув Маше рукой, побежал к воротам.

Он бодро прошагал освещенное пространство возле сторожки, пожелал удачи охраннику, демонстративно миновал поворот, на который свернула «Газель», а затем, скрывшись с посторонних глаз, свернул в кусты и пробежал вдоль проезда. «Газель» Андрей нагнал у темного массива то ли бывшей винокурни, то ли ледника. Приземистое здание с осыпавшейся штукатуркой тянулось между высоких земляных валов. Грузовичок остановился перед сбитыми из деревянных брусьев двустворчатыми воротами в торце строения. Внутри послышалась возня, приглушенные голоса, лязгнул засов. Машина, тихо урча, въехала в освещенное нутро здания. Ларин успел заметить двоих кавказцев, встречавших гостей. Полог на верх будки грузовика закинул молодой кавказец.

– Эй, Рамзан, выгружай.

В ярком электрическом свете блеснул стальной бок пивного кега из нержавейки. Тангаев закрыл ворота.

Судя по всему, строение охранялось не людьми Глотова – здесь хозяйничали исключительно чужие. И «штыков» у них явно не хватало. Во всяком случае, наружной охраны не наблюдалось.

Только сейчас, когда ворота «отрезали» яркий электрический свет, Ларин сумел рассмотреть тонкие, как человеческий волос, освещенные изнутри, щели между досок, которыми были заколочены окна. А так, если смотреть издалека, строение казалось абсолютно безжизненным.

«Значит, вот куда они переехали со складов, – прикинул Ларин. – А без согласия и ведома Глотова сюда не попадешь. Да и свою охрану с этого места мог убрать только он».

Андрей прислушался. Толстые стены, плотно забитые досками окна гасили голоса – что говорят, не разобрать. Ветер, переменив направление, зашумел в кронах. Со стороны земляного вала, насыпанного в отдалении от здания, потянуло теплом, почувствовался легкий запах горелого. Андрей присмотрелся и увидел то, чего раньше не замечал. Над землей немного возвышалась труба, над ней очертания созвездий колыхались, дрожали. Печка, отопительный котел?

Стараясь не шуметь, Ларин забрался по заросшему густым бурьяном валу. Труба была горячей на ощупь, воздух, идущий из нее, обжигал ладонь и слегка пах газом. Андрей чуть не сорвался – нога провалилась в траву.

– Да что же это такое?

Руки нащупали внизу арку кирпичной кладки. Свесившись с края, Ларин увидел низкую дверь и ступеньки, ведущие вниз.

– Старый подвал... Вообще-то подвалы копают для холода, а если их отапливают, то там должны быть люди... И если люди прячутся, то им есть что скрывать.

Минута поисков увенчалась успехом: в заросшем до безобразия земляном валу отыскалось прикрытое коробом из полусгнивших досок зарешеченное окошечко, похожее на то, которое Андрею уже довелось видеть сегодня, находясь в цокольном этаже дворца Волконских. Изнутри его неплотно прикрывал лист фанеры, из-за которого тянуло табачным дымом. Ларин соскользнул на землю и заглянул внутрь. Щель в палец толщиной позволяла увидеть немногое, да и отверстие, ведущее к окошечку, больше напоминало тоннель. Сводчатое помещение освещалось скупо, но после ночного сумрака глаза легко различили старика, сидящего на табурете. Руки его были связаны за спиной, седая борода растрепана. Редкие волосы на непокрытой голове торчали в разные стороны. На пиджаке пуговицы вырваны «с мясом», светлая рубашка залита кровью; разбитые губы слегка опухли. Но при этом старый кавказец не терял достоинства. Он исподлобья смотрел на кого-то, кто стоял напротив него. Сам Ларин мог рассмотреть только тень этого человека.

– Ахмед Ходжа, – прозвучал усталый голос, – еще раз спрашиваю, к кому ты направлялся в Москве? Чей это телефонный номер? Почему его не выдает ни одна база данных? Мы же и так все узнаем.

– Ты, шакал, даже наш язык выучить не сумел, – проговорил Масудов, приподнимая голову. – Ну, так я тебе по-русски говорю. Если можешь узнать, то и узнавай.

Разбитые губы исказило подобие улыбки. И тут откуда-то со стороны к старику подскочил верзила. Ларин успел заметить обезображенную старым шрамом щеку.

– Ты сам шакал! Тебя хозяин пригрел, из нищеты вытащил, человеком сделал! А ты его предал. Это ты в прокуратуру писал! Кому еще писал? Кого назвал?

У самого лица старика зашелестели ксерокопированные странички.