Последняя крепость

– Но ведь им чуть-чуть… еще бы самую малость… и они бы преуспели! Я ведь ни секунды не сомневался, что раз бомбы заложены, то их взорвут!.. Взорвут, как не взорвать?

Файтер сказал медленно:

– На это и был расчет. Кто бы ни заложил столько бомб под города противника – взорвал бы. Обязательно! Русские рванули бы и просто так, чтобы стереть Америку с лица земли, а все остальные народы – попади в такое отчаянное положение, в каком был Израиль…

Он видел по разгоряченным победой и шампанским лицам, что в опьянении сладкой победой не поняли, что победа не такая уж и сладкая. Что, когда пройдет хмель, многим икнется.

Кому-то даже станет стыдно.

Дуглас проводил взглядом латиноса с пленником, повернулся к Стивену. Он хотел что-то сказать, но взглянул на раввина, нахмурился, затем злая улыбка искривила его тонкие аристократические губы.

– Суть в том, – сказал он, – что любой человек, обожравшись траханьем и развлечениями, начинает томиться в поисках чего-нить возвышенного, духовного. Если это не временная блажь, то начинает углубляться в это дело все больше и больше. И самое неприятное, что рано или поздно такой человек обязательно приходит к евреям.

Стивен сказал с недоверием:

– Почему это?

– Они первые и единственные, – объяснил Дуглас и покосился на притихшего раввина, – измыслили бога, который не трахает чужих жен, коров, коз, кур, не дрочит на крыше, как делал Зевс на башне Данаи… Помнишь, «в ее лоно пролился золотой дождь» и она, забеременев, родила Персея… У них изначально бог, который не умирает и не воскресает, как всякие собакоголовые осирисы. У евреев, если ты не понял. Значит, все ритуалы умирающего и воскресающего – пошли на хрен. Понятно, нет никаких красочно дикарских войн и драк между богами, он же один, а с собой драться как-то странно. Так в мусорку идет вся мальчишечье-драчливая мифология, кто кого из богов как трахнул, кто у кого коров угнал, кто на кого зуб имеет за то, что тот его жену поимел в облике коня или лебедя.

Стивен смотрел пристально, Дуглас умен, даже очень умен, только ум его какой-то всегда очень узконаправленный. А сейчас говорит настолько общо, что как будто и не Дуглас.

– Да, – сказал он, – ты обрисовал их веру очень точно.

Дуглас ухмыльнулся:

– Я всегда точен, не заметил? Словом, если их бог – чистая духовность, то какая у него сексуальная жизнь? Поклоняться такому богу приходится совсем иначе, чем тем, которые трахаются на каждом углу, дерутся и воруют друг у друга коз и коров. Так что неудивительно, что у евреев вся литература – занудно духовная, возвышенная. Но когда и нас начинает тошнить от траханья, а голые бабы уже мельтешат в глазах, то ничего лучшего, чем еврейский взгляд на мир, уже не бывает.

– Ну да, – сказал Стивен саркастически, – у них там записано: нельзя изготовлять «изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли». Так что медным тазом накрылась вся их живопись, скульптура, архитектура… Конечно, они могли тренироваться только в абстрактных идеях, ничего другого уже не осталось. Считаешь, стоило?

– Нет, конечно, – ответил Дуглас. – Недаром же ни одного художника, скульптора, архитектора или вообще ученого не было среди евреев. Я имею в виду, ортодоксальных, настоящих. Кто не рисовал в детстве собачек или лошадок, тот начисто лишен воображения и не может совершать открытия.

Стивен посмотрел на него нерешительно, несколько сбитый с толку.

– Ты имеешь в виду…

– Да, именно. Те евреи, которые сыграли какую-то роль в живописи или науке, они все эллинизированные. Принявшие христианство. Ну, не обязательно в церкви, я имею в виду, принявшие христианский тип мышления. Ведь все открытия созданы христианами! Китайцы придумали порох и бумагу, но тысячи лет только и делали из бумаги фонарики, а из пороха – фейерверки! Паровую машину изобрел Герон в Древней Греции, но поигрался и бросил, те же древние греки знали, что Земля – шар, вычисляли расстояние до Луны и Солнца, но астрономическими таблицами не пользовались и плавали только у берегов, всегда держа глазом береговую линию, чтобы не потеряться!

Он повернулся к раввину, тот смотрел на него со скорбью и жалостью. Дуглас сказал победно:

– Да, вы, евреи, многое сделали для прогресса! Вообще для цивилизации. Если честно, здесь посторонних нет, никто не подслушает, скажу честно: все, что сделано в плане цивилизации, – пошло от идеи незримого и неосязаемого Бога. Однако сейчас… миссия евреев завершена.

Раввин вздохнул, сказал слабым голосом:

– Иногда и мне так кажется. Иногда – нет. Кто мы, чтобы судить о планах Всевышнего?

– Вы нет, – согласился Дуглас. – А вот мы, американцы, можем.

Он вытащил пистолет, раввин бестрепетно смотрел в черное дуло.

– Почему? – спросил он.

– По праву сильного, – ответил Дуглас. – Рим все-таки победил вас, старик.

Грохнул выстрел, слишком громкий в тесном помещении, раввин откинулся на лавке. Во лбу небольшая дыра.

Стивен оцепенел, кулаки сжались. С великим трудом заставил взять себя в руки, спросил хриплым голосом:

– Но… зачем?