Последняя, кто умела лгать (СИ)

Сколько она уже не использовала это Непростительное? Как долго она не пытала? И сейчас её выбор пал на Малфоя, который перешёл рамки дозволенного. Он корчится от боли, а Гермиона ловит себя на мысли, что это откликается болью в ней. Будто бы Круциатус зацепил и её, резанул ножом по оголённым нервам.

— Нравится, Грейнджер? — шипит Драко. — Я сдохну, но не буду тебе подчиняться.

— Как насчёт Нарциссы? — она знает, что ударяет по больному. — Если мой красный луч пощекочет её?

— Ты не тронешь её, сука!

— Я считаю до трёх. Или ты идёшь и разговариваешь с эльфом — узнаёшь, где Сириус, или я отправляюсь в Мэнор. Раз, два…

— Хорошо, хорошо! — Гермиона вновь видит гнев в его глазах.

— Я жду тебя в своей комнате, доступ тебе будет открыт.

Они одновременно аппарируют. Драко — к Ноттам, а она — в свою комнату, в поместье. Шкаф всё так же открыт, где спрятано зеркало. Гермиона подходит ближе и застывает. Мечта, отражающаяся в артефакте, быстро опьяняет и дурманит разум. Она медленно стягивает с себя одежду, не отрывая взгляда от отражения. Картинки меняются быстро, словно кадры из фильма. Мечта — обнаженная Гермиона — мечта — обнаженная Гермиона. Когда подолгу смотришься в это зеркало, то начинаешь терять счёт времени. Гриффиндорка никогда не забывала об этом, но сегодня позволила себе отпустить все условности и собственные правила, отдаваясь плену Еиналеж.

Малфой оказался в комнате девушки, когда солнце давно сменилось полной луной. Грейнджер стояла перед зеркалом, плавно двигаясь с ноги на ногу. Единственное, что скрывало хотя бы сантиметр тела девушки — были распущенные волосы. Они вновь были такими непослушными, какими он помнил их со школы. Лунный свет красиво играл на бледной коже, будоража все мысли слизеринца. Глупо было обвинять Теодора, когда плоть Малфоя тут же отозвалась на голую Пожирательницу.

Он замер, забыв о том, что собирался быстро пересказать Грейнджер суть разговора с эльфом и отправиться в Мэнор, чтобы убедиться в целостности матери. Теперь казалось, что он попал в эпицентр выносящего торнадо и полностью отдался ему. На неё откликались все больные раны, и это пугало. И нравилось одновременно.

Драко делает шаг к ней, утопая в желании коснуться спины Гермионы. И останавливается, замечая карту узоров на бледной коже — множество шрамов самых разных форм и размеров. Несколько из них точно оставлены ножом или лезвием — порезы практически через всю спину. У правой лопатки можно рассмотреть след от целой ладошки, будто бы ожог. Вдоль хребта вереница из шрамов непонятного происхождения, сложно вообразить, откуда они появились. Серые глаза спускаются ниже. На левой ягодице совсем свежий след — это ещё не шрам, но точно останется. Что с ней уже могло случится? Обе ноги тоже обезображены шрамами: некоторые довольно старые, но есть и относительно новые.

Она поднимает руки над головой, продолжая двигаться в такт неслышимой музыки в собственной голове. Малфой приближается ещё ближе, чтобы рассмотреть тонкие руки и пальцы. Глаза привыкли и уже быстрее различают разновидные отметины на девичьем теле. Взгляд останавливается на правом запястье. Пара шрамов, близко расположенных к друг другу, параллельные линии. По розоватому цвету понятно, что это были глубокие и относительно недавние порезы. Осознание приходит с опозданием — такие раны получить в бою нельзя. Такие следы возможно лишь нанести самой себе.

— Грейнджер, — практически безмолвно произносит Малфой, она не слышит его. — Что же ты делаешь с собой?

Наконец-то он смотрит сквозь спину, рассматривая отражение девушки в зеркале. Она улыбается, чего он давно не видел. Её улыбку можно лишь отыскать в старых воспоминаниях, которые относились ещё к школе. Малфой и позабыл, как красива Грейнджер, когда улыбается искренне. Она бы сто процентов была одной из самых завидных невест в Хогвартсе, если бы не выбрала путь Войны. Возможно, даже бы он был в той толпе, которая бегала бы за самой выдающейся ведьмой последнего столетия.

Картинка в зеркале безумно нравится Малфою, и он не хочет вырывать Гермиону из этого танца, хочет смотреть на неё ещё и ещё. Но отражение превращается в туман, и теперь он видит только себя, а рядом с ним Нарцисса в том самом платье, которое так любил Драко. Это нежно-кремовое платье с отделкой из камней на манжетах и на корсете. А за спиной блондина стоит отец, придерживая супругу за талию. Вот она, самая потаённая мечта юного наследника рода Малфой — семья. Живая и невредимая. И счастливая. Теперь уже на лице Драко расплывается улыбка: искренняя и непринуждённая. Отражение вновь превращается в туман и всплывает новая картинка.