Последняя любовь

— Меня это нисколько не удивляет, Регина. Мужественные и благородные люди всегда оказывают на окружающих живительное влияние. Рядом со здоровым и больной чувствует себя здоровее, рядом с сильным и слабый становится сильнее.

И будто слова сестры пробудили в нем какую-то неожиданную мысль, он быстро спросил:

— Скажи, тебе нравится Ванда?

— Прелестное, обаятельное существо, — ответила Регина. — Видно, что ее воспитала по-настоящему добрая и умная женщина. Редко встретишь таких милых и развитых девушек. Печально, что этому красивому и доброму ребенку грозит ранняя смерть.

— Но ведь надежда есть! — воскликнул Генрик.

— Конечно, до последней минуты надо надеяться, но доктор сказал мне сегодня, что Ванде стало хуже.

Генрик не ответил. Сестра пытливо посмотрела на него, но не заметила никакой перемены на его мужественном лице.

Внезапно отворилась дверь, и в тихую гостиную впорхнул Фрычо в перчатках немыслимого цвета и со сладчайшей улыбкой на губах. Следом шел граф Август, за ним — молодой человек со светлыми, до плеч волосами, с худым бледным лицом и большими неподвижными глазами, которые он ежеминутно поднимал ввысь.

— Мы решили нагрянуть к вам сегодня, — произнес Фрычо, изящно склоняясь перед Региной в низком поклоне. — Madame! В своей бесконечной доброте veuillez pardonner notre audace [56].

— Ваш балкон, как магнит, притягивает прохожих, — сказал граф Август, исполненным достоинства жестом прижимая руку к груди.

— Планеты не могут существовать без солнца, — прочувствованно прошептал третий юноша, встряхивая длинными волосами и глядя в потолок.

— Садитесь, господа, — вежливо, но холодно пригласила Регина.

Они уселись, причем каждый старался поместиться поближе к хозяйке. На этот раз, то ли благодаря ловкости, то ли графскому титулу, рядом с диваном, где сидела Регина, оказался граф Август.

Граф был одним из тех людей, которые, несмотря на многообещающую наружность, ничего не достигают в жизни. Он был высокого роста, сложен, как Аполлон, с густыми черными волосами и правильными чертами лица. Манеры его были чрезвычайно величественны, поистине графские, — поклоны всегда соответствовали степени важности того, кому они предназначались, а жест, которым он прижимал руку к груди, — неповторим. Здороваясь, прощаясь, приглашая дам танцевать, отпуская комплименты, он всегда прижимал руку к груди. Изабелла говорила о нем: «С ect un bel homme» [57], a графиня обычно добавляла: «Le com te Auguste est vraiment auguste» [58]. Графский титул не был для него чем-то отвлеченным, он ощущал всю его значительность и оберегал свою персону, взирая на прочих смертных, не удостоенных олимпийского достоинства, точно с высоты Монблана. Он утверждал, что от чиновников пахнет чернильницей, Про инженеров, докторов, юристов говорил — ремесленники! Небогатых землевладельцев — презрительно именовал шляхтой!

Но большое состояние в его глазах искупало отсутствие титула, особенно у женщин, — он охотился за богатой невестой. Остатки его некогда значительного, унаследованного от предков состояния быстро таяли во время путешествий, предпринимаемых для посещения кулис европейских театров, за карточным столом, уходили на другие дорогостоящие удовольствия, но он с поистине философским безразличием взирал на то, как улетучиваются его деньги. «Что бы ни было, а графом я всегда останусь!» — говаривал он и в мечтах видел богатую невесту, которая взамен пожалованного титула преподнесет ему если не миллион, то, по крайней мере, сотни тысяч, с помощью которых он всегда сможет tenir dignement son rang dans le monde [59].