Так и произошло, ловкая Дарья все подстроила с помощью своей подруги Марии Шкуриной. Мария Васильевна Шкурина была дочерью того самого истопника, который не пожалел собственной избы, только чтобы на время удалить из дворца императора Петра, чтобы его супруга могла тайно родить своего незаконного сына. Шкурин был истопником исправным, и когда Екатерине пришло время, со знанием дела подпалил собственное жилье, загодя отправив прочь жену с дочкой. Изба горела столь красиво, разбрасывая снопы искр во все стороны, что не приехать, чтобы полюбоваться на пожар, император не смог. Шкурин суетился, вроде бы и заливая, а в действительности продлевая пожар, пока из дворца не прислали сказать, что все свершилось. К сожалению Петра, очень любившего смотреть на пожары, бывшее жилище истопника потушили. Конечно, императрица отблагодарила ловкого помощника, дом он получил каменный, а сын и две дочери были приняты ко двору. Маша со временем взята во фрейлины с обязанностью дать хорошее приданое, государыня умела быть благодарной.
Вот с этой Машей Шкуриной, живущей полностью на содержании императрицы, и дружила Дарья Щербатова, за неимением собственных средств рассчитывавшая тоже лишь на содержание, положенное Екатериной, и на приданое от нее же в будущем. Благодарностью со стороны обеих и не пахло.
Хотя обе помнили случай, когда императрица приказала прилюдно высечь двух фрейлин за амуры с ее фаворитами и отправила опозоренных домой, но все казалось, что это россказни престарелых, усохших красоток, что пыжатся выглядеть моложе своих немалых лет и беспрестанно ворчат на молодежь. Юным всегда кажется, что уж с ними ничего дурного случиться не может. Шкурина, как и сама Даша Щербатова, не имела богатого приданого и могла рассчитывать на хорошую партию только благодаря своей резвости и умению окрутить кого-то. Пока фрейлинам не слишком везло: одно дело очаровывать молодых людей или вон кавалергардов, строя им глазки, и совсем другое вынудить жениться. «Ухаживать горазды, а под венец не торопятся!» – досадовала Мария. Дарья была с подругой совершенно согласна.
Обеим еще рано бы переживать об отсутствии женихов, совсем молоды, но девушки прекрасно понимали, что лучше рано, чем поздно. Оставаться при дворе вечными сиделками вроде Перекусихиной им вовсе не хотелось. Как и полагаться на волю государыни, устраивавшей судьбы своих повзрослевших фрейлин согласно собственному усмотрению (правда, весьма и весьма недурно). Нет уж, они как-нибудь сами. Будь у самоуверенных девчонок матери или добрые родственницы, их, может, и осадили бы, но оказалось, некому. И две, как называла их Мария Саввишна, свиристелки принялись устраивать свое счастье самостоятельно, не дожидаясь милости государыни.
Шкурина, блестя глазами, шептала наперснице на ухо:
– Она, может, нас при себе до седых волос держать станет! И что нам здесь? Не глянь никуда, не улыбнись никому, ни амуры не сделай…
– А потом и не захочется, – поддерживала ее подруга. – Молодость пройдет в покорстве, а на старости лет и воля не интересна будет.
Но когда Щербатова положила глаз на царицыного фаворита, ахнула даже ее верная и храбрая подруга:
– Даша, не по чину метишь! Можно и впрямь поротой оказаться! Одно дело кому другому глазки строить, и другое – на государыниного ласкателя замахнуться.
Но Дарья была уверена в себе:
– Ты подумай: другим мы, может, и не ровня, да без приданого не возьмут, хотя государыня его и дает. А этот в самый раз. Государыня всех своих фаворитов отпускала с честью и при средствах немалых, подумай! Пусть из Петербурга прочь гонит, а имения дает и деньгами тоже. И у Александра Матвеевича уже доходы немалые. Осталось только дождаться, когда ему отставка дадена будет.
– А если не будет? Вишь, он красавец какой!
– Будет! Он все недовольство кажет, такое кому угодно надоест, отправит его государыня от себя, тогда его просто в руки и лови. Одного боюсь, чтобы кто другой не опередил.
– Да кто рискнет? Все от него шарахаются, чтобы Сама даже не заподозрила чего ненужного.
– Вот это и хорошо, так он скорее клюнет.
– Ой, боюсь я…
– Ничего, мы осторожно. Ты бы тоже себе кого присмотрела, чтобы время не терять. Только, чур, на моего не засматриваться!
– Твоего… он царицын.
– Мой! – уверенно объявила Дарья. – Вчера так смотрел, что неловко стало. Вот-вот в куст завалит.
Подруга ахнула:
– Ты уж успела с ним наедине повстречаться?
– Конечно, чего время тянуть. Пусть поймет, что, кроме меня, никого другого быть не может.
– Ой, Даша, боюсь…
Как ни боялась, а помогла и на страже стояла, пока подруга в боковой комнатке с Мамоновым миловалась. По растрепанному виду Дарьи было понятно, что «миловство» далеко зашло, да и сам Мамонов выглядел несколько взъерошенным.
Действительно, завидев юную прелестницу в обществе подруги, Александр не стал смущаться, тем более девушка откровенно строила ему глазки. Слово за слово, они дошли до какой-то двери, остановились, ведя непринужденную беседу. Вдруг Шкурина ахнула:
– Кто-то идет!