Денисенко медленно обводит всех взглядом. Гагарин мнёт на узких губах своих слово приветствия или утешения, протягивает к бутылке руку (он ведь настроился вино пить, перед рестораном-то, чтоб расслабиться), мол, всё нормально, ничего страшного, давай-давай, мы не брезгливые, крошки сдунем и порядок. Но Гена шарахается от него, как от чумного, и вместе с бутылкой выходит.
Странная сцена. Гагарин пожимает плечами. Что ж, придётся пить водку.
После третьей рюмки напряжение окончательно отпускает. Теперь Гагарину всё равно, как идти в ресторан. И с кем. И в какой одежде. Нынче в моде стиль «честная бедность». Гагарин проводит рукой по седой чёлке. Гагарин смотрит на себя в зеркало, подмигивает себе. Мол, ничего, макак, повоюем. Прорвёмся. No pasaran!
После четвёртой Олегу надоедает брататься с коллегами, включает тормоз и начинает тихо собираться. Веселье гудит и не замечает его маневров. Вдруг к нему подбегает разгорячённая медсестра Анечка Л., мол, Олег Евгеньевич, куда ж вы так рано, всё ещё только начинается.
Анечка симпатизирует Гагарину, постоянно оказывает знаки внимания. А он вздрагивает. Особенно невыносимо, когда их дежурства совпадают. Происходит это часто, и Олег подозревает, что Анечка специально просит поставить её в пару к доктору Гагарину.
Но она категорически не нравится Олегу. Она глупа и бесцеремонна, считает он. Но виду не подаёт: отношения в коллективе – материя тонкая, важная. Мало ли что…
Гагарин молча отмахивается от Анечки, мол, идите, Анечка, идите и не мешайте. Хотя проскакивает хмельная залётная мысль взять её с собой в ресторан. Тем более что Анечка начинает плести светские разговоры.
– Ну, как там ваш олигарх больной? – это про одного поступившего на днях пациента, которого Гагарин ведёт.
Говорят, богат немерено. Хотя как узнать? Олигарх не приходит в сознание, а то, что ему выделили особую палату и платят по тройному тарифу за любую мелочь…
Так этим никого не удивишь. У некоторых, довольно многочисленных людей теперь есть деньги. Появились. И они умеют, научились их тратить.
– Спит. Накачали снотворным. Рана не смертельная, – коротко отрезает Олег и отворачивается.
Но Анечка продолжает наседать. Тактичность ей не свойственна.
– Вы знаете, Олег Евгеньевич, он так на вас похож, так похож, я когда сначала, в первый раз, попала в палату, думала, что это вы… Даже испугалась.
– А что пугаться-то? – Гагарин ежится. – Все мы под богом ходим…
– Ну, а я подумала, Олег Евгеньевич, что же могло с вами произойти, ведь мы ещё на прошлой неделе дежурили вместе…
– Много думаете, Анна Петровна.
Приятно немного побыть на месте олигарха. Хотя и раненного. Олегу снова приходит мысль взять её в ресторан.
Но он ставит эту мысль на ручник и включает фары ближнего освещения. Чтобы невзначай не выдать ход своих рассуждений.
Он начинает представлять Анечку в декорациях фешенебельного заведения и понимает, что она, со своей восторженностью и громким голосом, там не проканает.
Слушать весь вечер сплетни про врачей, которые он давно уже знает? Да и что потом… после… девушка захочет продолжения банкета. Вести к себе. Ужас какой. Ехать к ней? Ужас-ужас.
Гагарин начинает собирать вещи в два раза быстрее и пулей выскакивает в коридор, где неяркое освещение и больные спят в кроватях, недвижные, похожие на трупы.
Никому не нужен. Улица встречает холодным ветром. Летят листья. Днём это красиво, а сейчас… Скорее в тепло!..
Опьянение отпускает, но возвращается в вагоне метро. Гагарин замечает, что поёт. Когда поезд набирает ход и начинает греметь, Олег пропевает фразы из песенки Бьорк, что успели въесться в печень памяти. Точнее, мычит, но мычит весьма выразительно. Так ему кажется.
Когда вагон останавливается, Гагарин прячет песню внутрь. Когда поезд трогается, он возобновляет мычание. Его никто не слышит: Гагарин мычит очень аккуратно. «Я дерево, плодоносящее сердцами… одно, на все забранные тобой…».
Иногда, бывает, поезд тормозят посреди тоннеля: сбой графика, нужно пропустить встречный или какая-то нештатная ситуация (утром по радио передадут новость об отчаявшемся, бросившемся под электричку на станции метро «Энский проспект»). Пассажиры начинают волноваться, чувствовать неуют, ёжиться, никак внешне не показывая, что остановка в пути вызывает у них приступы беспокойства, а то даже и панику. Мало ли что – очередной теракт, несчастный случай и т.д. и т.п., фантазия-то у всех богатая…
Гагарин давно заметил странное свойство метрополитена – ты можешь чувствовать спокойствие только тогда, когда вагон движется. Даже если поезд долго стоит на остановке с открытыми дверями (можно в любой момент выйти, успеть выскочить), к горлу подкатывает тусклая, тухлая тоска, желание и ожидание движения, которое скрадывает неровность чувств.
Движение – всё, Гагарин это чётко понял и осознал. И неважно, куда вы движетесь, важно, чтобы вагон плавно раскачивался и скрипел на поворотах.
Ну и пусть никого нет, пойду один, в конце концов, и себя тоже нужно время от времени радовать…