Последняя любовь Хемингуэя

На следующее утро, Хемингуэй по обыкновению встал рано. Побрился, одел гуаяверу – просторную рубашку. Дома он предпочитал носить шорты, но сегодня надел легкие полотняные брюки и стал прогуливаться по саду. Этот сад, можно сказать без преувеличения, посадил он своими руками. Когда в сорок четвертом году свирепый ураган повырывал с корнем деревья старого сада, сильно повредил дом, Хемингуэй решил создать сад из деревьев, росших на островах и побережье Карибского моря. Сейчас в саду цвели и плодоносили лимоны, апельсины, грейпфруты, бананы, аноны, гуанабана, тамаринд, авокадо, желтый мамей из Санто-Доминго, кокосовые пальмы с разных островов, манго девяти сортов: белое, желтое, яблочное, персиковое, филиппинское и другие. По утрам сад благоухал изысканными ароматами тропиков, и Хемингуэй любил прогуливаться по нему, именно, ранним утром. Он запретил срывать с пальм кокосы, считая, что это наносит вред дереву и кокосы покупались на рынке. Также он не разрешал срезать цветы с клумб, предпочитая купленные. Хемингуэй хотел видеть природу в своем естестве, даже в саду, насколько позволяли условия беспощадной цивилизации.

Адриана в это утро проснулась рано, когда мать еще спала. Первая ночь на Кубе оказалась краткой. Да разве уснешь, когда сквозь мелкую решетку окон рвется такой экзотический аромат, а неизвестные ей птицы распевают удивительные по красоте рулады. Адриана выглянула из окна и увидела, прогуливающегося в одиночестве, Хемингуэя. Она сразу же поняла, что он сейчас ждет ее. Завязав густые волосы узлом на затылке, и накинув на голое тело легкое платье с открытыми плечами, что-то типа сарафана, Адриана вышла из бунгало в сад.

Хемингуэй увидел ее в лучах утреннего кубинского солнца, на фоне изумрудной тропической зелени, легкой и прозрачной, просвечиваемой насквозь свежестью утра. Ее кожа, под прозрачным сарафаном, казалась белой, а оголенные плечи, матово-розовыми. Лицо – умиротворенно-счастливым. Такие лики рисуют на иконах, изображают на картинах. Стройная и легкая она, казалось, парила по аллее сада, в ореоле солнечного света.

Хемингуэй сразу же пошел ей навстречу, и они встретились на середине аллеи у тамаринда, источающего дурманящий аромат, которым должна благоухать любовь. Он обнял ее за голые плечи и впился долгим поцелуем в ее пухлые губы. Она обнимала руками его грузное тело и чувствовала мужской внутренний трепет.

–Девочка, как я рад, что ты снова рядом. – Прошептал Хемингуэй, на мгновение оторвавшись от ее губ и стал снова целовать все ее лицо. – Как я рад! – Повторял он.

–Я тоже. – Прошептала в ответ Адриана. – Папа, почему ты вчера был ко мне так холоден?

–От любви. Чтобы никто ее не заметил. Я уже не надеялся, что мы с тобой встретимся.

–Я хотела приехать к тебе давно. Мама тоже собиралась к вам в гости, но почему-то откладывала поездку. А потом, после вашего настойчивого приглашения, решилась. Сказала, что наступает осень и зима, и на Кубе будет не жарко. Вот мы и приехали.

–Очень хорошо, что ты здесь. Я чувствую себя с крыльями, готов лететь куда угодно, хотя не люблю летать самолетами.

–Полетим, посмотрим твой сад. Он так красив! А это, что за дерево?

–Гуанабано. Индейцы говорят так, – чтобы не разлучаться, надо влюбленным съесть его плод. Один на двоих. Тогда они будут вечно вместе.

–Давай и мы съедим один плод, мой индеец.

Хемингуэй приподнялся на цыпочках и сорвал один фрукт, внешним видом похожий на айву.

–На, моя Ева, вкуси плода любви.

Непроизвольно они перешли на игру. Но сейчас они не заказывали предмет игры, он появился сам, непроизвольно. Адриана откусила кусочек и протянула плод Хемингуэю.

–Какой ароматный! Как любовь. На, Адам, съешь свою часть любви.

Хемингуэй стал жевать гуанабану, одновременно говоря:

–Надо сорвать и засушить цветок гуанабаны на своем сердце. Тогда любовь будет постоянной.

–Я сорву цветок и положу его себе на сердце.

Адриана сорвала цветочек и положила его в вырез сарафана.

–Ой! – Вскрикнула она. – Я не надела лифчик и он падает вниз.

–Дай его мне. Я твой цветочек и свой… – Он сорвал еще один цветок с дерева. – Положу временно в карман рубашки. А потом тебе отдам твой цветок.

Адриана глубоко засунула руку в декольте сарафана, и Хемингуэй увидел ее маленькие, не тронутые загаром, груди. У него закружилась голова. До этого момента он помнил данное Мэри обещание, быть подальше от Адрианы, а сейчас все забыл. Он торопливо положил цветы гуанабаны в верхний кармашек и сказал:

–Пойдем. Я покажу тебе сад.

–Пойдем, Папа. – Адриана не заметила изменения, происшедшего в Хемингуэе. – Посмотрим твой Эдем.

–Да. Эдем. – И он вспомнил о неоконченной своей книге под таким же названием.

«Надо с усердием взяться за работу». – Подумал он.

–Папа! – Вывел его из состояния слепого полета, голос Адрианы. – Скажи, кого ты изобразил в образе Ренаты? Меня или другую?

–Конечно же тебя. Ты ведь читала книгу и поняла, что я описал встречи с тобой в Венеции.

–А Афдера Франчеттии говорит, что Рената – это она.