Последняя любовь лейтенанта Петреску

Танасе завистливо поцокал языком. Три миллиарда долларов! Три государственных долга Молдавии.

— И мы ведь эти деньги за четырнадцать лет понаодалживали, — переживал Константин, — а этот Осама, раз, и за месяц получил! И американцы хороши… Дали бы мне три миллиарда, так я бы коммунизм остановил не только на южном, но еще и на северном с восточным направлениях.

Безусловно, с Танасе будет солидарен и президент. Хоть он и считался коммунистом, но три миллиарда долларов… Константин послюнявил палец, пролистнул, и продолжил чтение.

«Психологический портрет. Обладает харизмой и утонченным вкусом, очень быстрым и глубоким умом. Способен объединить вокруг себя людей, которые являются антиподами один другому. Очень практичный и расчетливый. Готов до конца бороться за то, во что верит… Осама бен Ладен, 44 года, 17-й ребенок в семье, где кроме него еще 56 детей. Семья живет в Джидде (Саудовская Аравия). Осаму воспитывали гувернантки, и общался он только с детьми из аристократических семей, за что получил кличку Принц».

— Принц… в семье — пятьдесят шесть детей… — задумался Танасе, и снял трубку. — Быстро соедините меня с отделом слежки. Алло? Кто на проводе? Подполковник Дабижа? Говорит Константин Танасе. Добрый, добрый. Подполковник, послушайте, у меня для вас важное задание. Да. Да. Нет. Да. Только не надо перепоручать его какому-нибудь майору. Что? Да бросьте, знаю я, как вы там работаете.

— Ничего подобного, шеф, — защищался подполковник.

— Ну, ладно. Забудем об этом. Задание такое: завтра утром, в 9 часов 00 минут по молдавскому времени, выйдете из здания СИБ. Причем выйдете так, чтобы вся улица видела это. Чтобы все знали: вот, выходит на улицу сотрудник СИБ.

— Парадный мундир надеть?

— Нет, — терпеливо объяснял Танасе, — это лишнее. Так вот, вы выходите из здания, а в это время, может, ко входу подъедет машина на бешеной скорости и резко затормозит. Как зачем? Нет. Машина будет наша. И водитель наш. Как зачем?! Чтобы привлечь внимание улицы. Вы что, там, пьяны, что ли?

— Никак да. То есть, нет. Виноват!

— Пьяны, — грустно констатировал Танасе, — но все равно слушайте, потому что если не сделаете все, как я сейчас говорю, выйдете в отставку без пенсии. Итак, вы вышли, машина подъехала. Вы, не обращая на нее никакого внимания, переходите дорогу, и направляетесь к киоску, где торгуют шаурмой. Ну, тот, что напротив нас.

— Знаю. Не покупал, но вижу регулярно.

— Еще бы не регулярно, киоск-то ведь там все время стоит, — начал раздражаться Танасе. — И вот, вы подходите к киоску, заказываете одну порцию шаурмы…

— И приношу ее вам, позавтракать?

— Идиот. Шаурма — это неважно. Сделайте потом с ней все, что хотите. Скушайте, выкиньте, подарите нищему, неважно.

— Так скушать, выкинуть или подарить нищему?

— Кретин, — начал скрежетать зубами Танасе, — я же сказал, неважно.

— Вас понял, шеф.

— Но самое главное для вас, — чеканил разъяренный Танасе, — когда вам протянут шаурму, заплатить за нее, и сказать высокому афганцу, который режет в киоске овощи…

— Я его узнаю?

— Непременно, — заорал Танасе, — ведь он высокий, а все остальные там — низкие!!!

— Виноват.

— Еще бы не виноват, кретин!!! Слушайте дальше. Итак, вы протягиваете деньги, и говорите, глядя высокому афганцу прямо в глаза… Теперь записывайте, что вы ему должны сказать.

— Записываю.

— Вы скажете ему: «Привет, Принц. А где твои остальные пятьдесят пять братьев и сестер?». При этом внимательно смотрите ему в глаза. Обязательно при этом сдерживаться, чтобы не моргнуть. Вы должны загипнотизировать его взглядом.

— Записал. А потом?

— Если он спрашивает, что вы имеете в виду, делаете вид, будто очнулись от какой-то мысли, и говорите, чтобы он не обращал внимания. Вы, мол, часто заговариваетесь. Потом вы переходите дорогу, и возвращаетесь в здание СИБ.

— Зачем?

— Продолжать работать, идиот!!!

— Понятно. А-а-а. Можно вопрос?

— Ну?!

— А где на самом деле его пятьдесят пять братьев и сестер?

Закончив ругаться, Танасе ногой отбросил остатки разбитого в бешенстве телефона, как вдруг услышал шорох в углу. Константин бросился туда, и вытащил к столу невысокого толстяка, по виду — сотрудника национал-радикальной газеты. Директор СИБ совсем забыл, что сегодня у него — еще один допрос. У него вообще все вылетело из головы. Все еще недоумевая, кто этот человек, и как он попал к нему в кабинет, Танасе дел толстяку подсечку, поставил ногу на грудь, и заорал, орошая слюной лицо, первое, что пришло ему на ум:

— Если ты, б…дь такая, не скажешь мне сейчас фамилию человека, который рассказал тебе про террористическое подполье, я тебя, суку, уделаю на смерть!!!

С трудом сглатывая, ошарашенный Дан Балан, — явившийся, как ему обещал майор Эдуард, «на встречу с интересным человеком», — выпалил первую фамилию, которая пришла ему на ум:

— Петреску…

* * *

— Две шаурмы, и без огурцов, пожалуйста, — попросил Петреску, и протянул деньги в окошко. — А то я как-то с огурцами взял, так они у вас почему-то кровью отдавали. Зарезали, что ли, кого?