Последняя любовь лорда Нельсона

Но странно: несмотря на это, он никогда не становился ей поперек дороги. Старательно поддерживал свою дружбу с Нельсоном. Не успокоился до тех пор, пока они не поселились в Палермо под одной крышей. Не был ли он слеп ко всему, что происходило вокруг него? Или опасался публичного скандала, который заставил бы его расстаться с Эммой, с Нельсоном?

Он покрывал все ее опрометчивые поступки, заслонял ее. Как сводня-дуэнья, которая растягивает свой плащ, чтобы скрыть от чужих взглядов целующуюся пару. Но избегал каких бы то ни было объяснений с Эммой.

Она так и не разобралась в нем. Давно уже перестала ломать над этим голову. Жила, окруженная его любовью, не думая о завтрашнем дне.

Да и мог ли он причинить ей зло? Нельсон никогда с ней не расстанется.

Теперь она снова в этом убедилась. По его горячей радости, вызванной ее решением. По воодушевлению, с которым он восхвалял ее мужество, ее готовность принести жертву.

Ах, она и сама восхищалась собою, тем, что обладала такой силой. Старалась все снова и снова проявить ее перед ним.

В ней зародилась новая надежда, охватив ее душу огнем. Если ей улыбнется счастье и они столкнуться с вражеским флотом… и будут вместе сражаться…

Быть может, грохот орудий, свист пуль, тысячекратная угроза смерти сделают то, на что был неспособен шторм.

* * *

К Неаполю…

Никогда еще Эмма не видала Нельсона в таком возбуждении, как во время этого плавания. Он не ел, не спал. Непрестанно жаловался на черепашью медлительность «Фоудройанта».

И все время сэр Уильям и Эмма должны были находиться при нем. Как будто он боялся остаться наедине с собой. Даже в эти короткие летние ночи он не хотел их отпускать. Если же сэр Уильям, сраженный усталостью, шел спать, Нельсон молча с мольбой смотрел на Эмму.

Она слишком охотно уступала ему. Как только сэр Уильям засыпал, она прокрадывалась к Нельсону, в его каюту. И задыхаясь, дрожа от страсти, бросалась ему на грудь.

Но он… в разгар поцелуев он вдруг замирал, высвобождался из ее объятий и погружался в мрачные раздумья. И затем начинал говорить о Неаполе.

Что его там ждет? Вел ли уже Руффо переговоры с замками? Подписал ли уже договоры? Договоры, которые опозорят государство и которые все-таки навсегда останутся договорами. Имеющими юридическую силу, заключенными от имени короля.

Разумеется, у Фердинанда были добрые намерения. Он оказал Нельсону честь, предоставив ему самому все решать. Но тем самым он переложил на его плечи всю ответственность, получил возможность в любом случае объявить виновным именно его.

А если с ним поступят несправедливо, и это покроет его позором, запятнает его честь…

Что делать? Что делать?

Она слишком хорошо его понимала. Понимала его сомнения, стремление к ясности, желание иметь путеводную нить на том пути, который ему предстояло преодолеть. Но, в сущности, разве не было все совсем просто?

Нельсон — английский солдат. Его путеводная звезда — величие Англии. Его святой долг — защитить Англию от всего, что может оказаться ей во вред. А Фердинанд — союзник Англии. То, что постигнет его, постигнет и Англию. Кто восстал против него, восстал и против Англии. Чужой народ, чужие обычаи, воззрения, законы — разве это имеет значение?

Солдат Англии — одновременно и солдат Фердинанда.

Здесь король, там мятежники. Может ли пострадать честь человека, действующего против мятежников так, как он и должен действовать, будучи солдатом короля?

И разве они не предатели, эти союзники врага? Разве распространяются на них законы мирного времени? Не сами ли они подчинили себя законам войны?

Законы войны…

Не они ли та путеводная нить, та заповедь, которую он силился отыскать?

Глава тридцать первая

К Неаполю. Еще одна ночь.

Эмма оставалась с Нельсоном на юте. Облокотившись рядом друг с другом о парапет, они смотрели на сверкающие в лунном свете волны. Разговаривать осмеливались только шепотом.

Ожидание грядущего легло на них тяжким грузом. Воспоминание о прошлом вплетало в это ожидание темные нити.

Сегодня было двадцать четвертое июня. Прошло ровно полгода с того дня — двадцать четвертого декабря, когда в этих же водах, по которым «Фоудройант» сейчас прокладывал блистающую серебром борозду, «Вэнгард» вел жестокую борьбу за спасение. «Вэнгард» нес отчаявшихся беглецов в неведомое будущее; «Фоудройант» возвращал торжествующих мстителей к верной победе.

И вот в первых лучах солнца появились дымящийся Везувий, Пунта делла Кампанелла, Сорренто, Кастелламаре, райский амфитеатр Неаполя с его мысами, островами, горами…

Высоко над городом, вонзаясь в расплавленное золото неба, — башни и бастионы…

Санто-Эльмо.

Протянув руку, Нельсон указал наверх.

Над Санто-Эльмо еще развевался трехцветный флаг Французской республики. Но над Кастель Нуово, Кастель д’Ово, Понте делла Маддалена, над Прочидой, над британскими и сицилийскими суда ми, в гавани — везде реяли белые флаги перемирия!

Свидетельство предательского договора? Знак позора?

Резко прозвучал голос Нельсона, обращенный к офицеру у сигнальной мачты.