— Вы сердитесь на меня, carissimo dottore[23]
? — прервал сэр Уильям, доверительно похлопывая его по плечу. — Правда, несмотря на все мое уважение к вашей теории, я не доверяю ей. По крайней мере, здесь нет интересных клинических случаев. Лорд Нельсон несколько изнурен своим походом. А жена моя совершенно здорова. Иначе разве смогла бы она так долго выносить меня? Единственный интересный клинический случай здесь — это я. Так как я решаюсь оставить мою жену одну с таким победоносным героем. Не истерика ли это? Но и это — только обманный ход, Чирилло. Я попрошу миссис Кадоган тоже поехать в качестве дуэньи. Собственно говоря, только из-за злых языков. Так как ей там нечего оберегать. Вашим землякам, carissimo, я бы конечно такого не доверил. Они научились у ваших древних римлян, как пробираться к чужим женам. Мы же бритты, не правда ли, милорд? Честные, порядочные, деловые люди. Правда, мы покупаем себе жен, но не крадем их. Ну, пойдем, Чирилло, отведем вашего конька в стойло. А вы, милорд, спокойно направьте ваш потерпевший аварию корабль в священную гавань дружбы, которая в то же время и храм здоровья. Ну что, Эмма, готово твое письмецо Марии-Каролине? Благодарю тебя, я отнесу его мистеру Кларку. Я — невыносимый болтун, не правда ли? Но боже мой! Терпение, бедная женщина! Бьет час избавления. В Кастелламаре ты отдохнешь от меня.И кивая ей и Нельсону, размахивая письмецом, увлекая за собой Чирилло, он вышел танцующей походкой. Напевая гавот Люлли на новый, сочиненный им самим текст:
— «Мы вовсе не воры… мы вовсе не воры…»
Его высокий, старчески дрожащий голос доносился до них из коридора. Он все время повторял одни и те же страшные слова…
— Как будто он все знает! — пробормотал бледный Нельсон. — Как будто он знает все!
Но она бросилась ему на грудь. Прижалась к его губам.
— Мы будем вместе, совсем одни! Одни!.. Одни!..
Кастелламаре…
Как только стало известно о переезде туда Нельсона, все неаполитанское общество стеклось на курорт, куда прежде ездили только больные. Назойливые просили представить их ему, любопытным хотелось увидеть его больным. Участливые старались оказать ему дружескую услугу. Экипажи с визитерами непрерывно подъезжали к казино Квисисана. Толпы зевак заполняли аллеи парка, осаждали двери, подглядывали в окна. Теперь ему открылась докучная обратная сторона славы — быть предметом жадного любопытства толпы, с которой ничто его не связывало.
Так как напор после первых дней не стал стихать, пришлось вмешаться Эмме. Она велела выгнать из парка зевак, запереть двери, останавливать экипажи у границы казино и заворачивать их назад. Знакомым, друзьям, даже постоянным посетителям палаццо Сесса беспощадно отказывали. Оставляли без ответа письма, в которых отвергнутые выражали свое недовольство. Она знала, что множит тем самым число своих врагов и дает злым языкам повод к коварным сплетням. Но все это было ей безразлично. Пусть позорят ее, злословят о ее связи с Нельсоном! Только бы его оставили в покое, не разрушили бы идиллии, которую она старалась для него создать. В этой идиллии сердце его должно было почерпнуть неведомую ему до сих пор радость, а душа — обрести еще незнакомое ей ощущение своего полного господства над телом.
И желанная идиллия наступила, окутала его и ее своим волшебством. Теперь, когда они были вместе и далеко ото всех…
С юности Нельсон привык к суровой жизни моряка. К жизни под принуждением, с нескончаемыми, расписанными по часам обязанностями. В годы, свободные от службы, он тоже привнес этот строгий порядок, подчинявший даже праздность строгим формулам. Он никогда еще не вкушал наслаждения отсутствием правил, восторгов свободы выбора.
Всему этому учила его Эмма. Она отбросила все, что было с трудом привито ей школярским педантизмом Гревилла и не менее педантичным культом красоты сэра Уильяма. И опять превратилась в следующее лишь сиюминутному побуждению простодушное дитя, которому под кивающими ей кустами у реки Ди привиделись во сне фантастические сказки.
Они покидали парк только днем, на два часа, когда в закрытой карете ездили к серным источникам. Огромный парк окружал казино со всех сторон. В нем было множество тенистых аллей, украшенных барочными завитушками маленьких храмов, укрытых зеленью прудов, благоухающих зарослей роз, роскошных беседок, увитых виноградом. Никто, кроме них, не имел сюда доступа. Живые изгороди из густой, устремленной к небу туи защищали от посторонних взглядов. Здесь они были укрыты от всего мира, слившись всем своим существом с окружающей природой, которая не ведала добра и зла.