Последняя любовь лорда Нельсона

После обеда он привел Чирилло и заставил Нельсона показаться ему. Лицо Чирилло стало серьезным и озабоченным. Он пригрозил катастрофой, если Нельсон не будет щадить себя. Неаполь с его постоянной шумной суетой для него губителен. Самое лучшее для него — хотя бы на время удалиться в сельскую тишину. Может быть, в Кастелламаре. Знаменитые серные ванны и кислые источники в сочетании с лечением молоком ослиц придали бы эластичность его нервам, обновили бы кровь в его ослабленном лихорадкой теле.

Сэр Уильям оживленно поддакивал ему.

— Я сам не раз бывал там, замечательное действие. К тому же менее часа езды до Неаполя. Стало быть, рядом с нами, если мы вам понадобимся. И там есть старый королевский замок, построенный герцогами Анжуйскими, чтобы укрываться во время чумы. Замечательные парки, прекрасные каштановые аллеи, восхитительные виды на залив и Везувий. В народе его называют «Казино Квисисана» — «Здесь становятся здоровыми». Мария-Каролина с радостью предоставит его в ваше распоряжение. Не напишешь ли ей быстренько маленькое, хорошенькое письмецо, Эмили? Если мистер Кларк сейчас отнесет ей это письмо, вечером он вернется с ее указанием управителю замка, так что завтра вы сможете поселиться там. Вы удивлены, милорд? Да неужели вы думаете, будто я так бессердечен, что запрячу вас совершенно одного в чужое для вас место. Самого меня, к сожалению, удерживает здесь мадам Политика; хорошо, если я смогу иногда приехать к вам на часок-другой. Но к чему иметь жену, если ее нельзя разочек одолжить доброму другу? Не правда ли, Эмили, ты согласна? Конечно, при условии, что вы доверяете ее искусству ухаживать за больными. Я со своей стороны всячески могу рекомендовать ее. Разве я в мои шестьдесят восемь лет не выгляжу Аполлоном? Ну так как, мой друг? Хотите вы довериться этим прекрасным, нежным рукам, чтобы они исцелили вас?

Шутил он, что ли? И случайно ли высказал то, чем с сегодняшней ночи было переполнено ее сердце? Пряча за смехом свое беспокойство, она пошла к письменному столу, чтобы набросать письмо Марии-Каролине.

Нельсон тоже рассмеялся. Нерадостным смехом, в котором трепетал такой же страх. Все трое смеялись, смеялись…

Только Чирилло оставался серьезным.

— Если позволите, ваше сиятельство, — сказал он твердо, со свойственным ему прямодушием, — вы ведь искали моего совета… Честно говоря, я считаю, что будет лучше, если милорд отправится в Кастелламаре один. Необходимо полное, ничем не нарушаемое одиночество. Болезнь его милости лорда необычна. Весь его организм пострадал от постоянной, часто внезапной смены настроений. И потом — при осмотре я заметил некоторые особенности, которые обычно свойственны только женщинам. И прежде всего — чрезвычайную возбудимость, причины которой неясны… почти граничащую с истерией…

Сэр Уильям чуть не вскрикнул от радости:

— Истерия! Ну не говорил ли я вам о коньке Чирилло, милорд? И вот он опять взобрался на него и скачет. Подобно блаженной памяти рыцарю Дон Кихоту Ламанчскому, он видит везде привидения. Вы — гений, схвативший в Индии лихорадку, и, стало быть, вы — истеричны. Эмили тоже что-то вроде гения, и ее подруга Мария-Каролина — истеричка, стало быть, и она истеричка тоже. Истерик-мужчина и истеричка-женщина, Боже мой, их нельзя подпускать друг к другу! Если их объединить, они обязательно будут действовать друг на друга, будут накалять друг друга. Если они поладят, то перевернут вселенную. Если не поладят — то будут смерти и убийства. Да, да, милорд, беда неизбежна в любом случае, если вы не уйдете с дороги моей жены. При таком menage-a-deux[22] один всегда бывает съеден. Вопрос только в том, чьи челюсти крепче. И при всех обстоятельствах они оказываются крепче у женщины. Видите, какие у нее чудесные, белые, крепкие зубы! Берегитесь ее, милорд, берегитесь — она вас съест! Она вас съест!

Он прямо трясся от радости. Переводил взгляд с одного на другую. Как бы приглашал их посмеяться над своими шутками. А в глубине этих глаз Эмме опять виделись вспыхивающие искорки холодного, пронизывающего злорадства.

Чирилло поднялся, едва скрывая недовольство.

— Его превосходительству угодно утрировать! — произнес он холодно. — Я и не думал говорить ничего подобного. Правда…