Ей едва удалось проникнуть к королеве. Запершись в своей спальне, за занавешенными окнами, Мария-Каролина никого не желала видеть и плакала не переставая. Если поступали какие-либо известия, она приоткрывала дверь и выслушивала их через щель, словно опасаясь нападения. Затем снова тщательно запирала дверь, торопливо усаживалась за письменный стол и покрывала лист бумаги беспорядочными строчками. Без знаков препинания, многократно повторяя одни и те же слова, тайнописью, лимонным соком — и сама не могла ничего разобрать. Она записывала ничтожнейшие мелочи, оплакивала свою участь и участь своих детей, осыпала упреками людей и судьбу. Каждый вечер она отсылала эти листки с курьером своей царственной дочери в Вену, затем принимала морфий и погружалась в тяжелый сон, подобный смерти, после которого пробуждалась обессиленная, с истерзанными нервами. Чтобы снова приняться за бессмысленные и бесполезные дневные дела.
Неужели она не чувствовала, что этими непрестанными жалобами притупляет сострадание дочери и вызывает досаду императора? По-видимому, и осторожные намеки Эммы на то, что политика великого государства не может определяться чувствами и семейными интересами правителей, не доходили до ее сознания. Она упорно стояла на том, что первейший долг императора — прийти на помощь дочери Марии-Терезии.
А затем она вновь принималась безутешно рыдать и сетовать: без помощи Австрии Неаполь пропадет. Сам он уже ничего не может. А бегство в Сицилию…
Да, дети должны бежать. Пусть и король спасется. Но она, Мария-Каролина, дочь великой Марии-Терезии…
На какое-то мгновение вновь вспыхивала былая гордость, но потом она опять слабела и сдавалась. Она устала, хочет умереть. Не пошевелит больше и пальцем ради сохранения этой жалкой жизни.
Эмме пришлось обратиться со своим проектом к королю. Тот держал в руках тетрадь. Со времени своего возвращения из Рима он приходил к Марии-Каролине лишь в тех случаях, когда от этого невозможно было уклониться. Его приглашали через специального курьера, он высылал вперед придворных и затем появлялся в сопровождении своих неаполитанских друзей. Словно хотел иметь свидетелей, которые слышали бы каждое произнесенное слово и могли снять с него вину перед лицом общественного мнения.
Она была несчастной женщиной, эта королева. От ее планов не осталось ничего, кроме надежды на быструю смерть.
Глава двадцать третья
Войдя, Эмма обнаружила, что приемная короля битком набита стражей, офицерами, чиновниками. Дежурный адъютант тотчас же пошел доложить о ней. Однако, возвратившись после продолжительного отсутствия, он кратко отказал ей в приеме: король не принимает, у него важное совещание с кардиналом Руффо. Пусть она попробует изложить свое дело на бумаге.
Руффо! Не это ли причина жалоб Марии-Каролины? Неужели антианглийская группировка опутала короля такими прочными сетями, что никто не мог попасть к нему без ее разрешения?
Кардинал был главой этой группировки. Изгнанный Пием VI из Рима из-за каких-то темных дел, он вернулся к себе на родину, в Неаполь, и пустил в ход все влияние своей могущественной семьи, пока Фердинанд не предоставил ему смехотворную должность интенданта Сан-Лэучо. Управляющего тайными развлечениями короля.
С тех пор, став одним из самых близких друзей Фердинанда, он старался увеличить отчуждение между ним и королевой и уничтожить влияние на него англичан. Целью кардинала было сместить Актона и занять его место. Он, подобно сэру Уильяму, был холодным честолюбцем. Продвигался осторожно, нащупывая почву, окольными путями. Свое вероломство прятал за безмятежной благожелательной улыбкой человеколюба.
Наступивший теперь час растерянности показался ему благоприятным для того, чтобы полностью осуществить свои планы и прибрать к рукам Фердинанда.
Необходимо было принять решение. Дорог был каждый миг. То, что можно было сделать для победы над Руффо, следовало делать без промедления.
Но как попасть к королю?
У нее мелькнула счастливая мысль. Она быстро спросила письменные принадлежности, сказав, что в соответствии с приказом короля хочет изложить свое дело письменно.
Она сложила листок, запечатала его своей печаткой-брелоком и протянула адъютанту.