Последняя любовь поэта

Домоправитель осторожно поставил на стол красно-фнгуриую амфору. Феокрит, тоже любивший старинную посуду, с первого взгляда понял, что эпикурейцу удалось раздобыть прекрасную вещь. Редкостно красива была форма сосуда, искусной рукой умельца выписаны фигуры, занимавшие весь верх богато украшенной амфоры. Феокрит и Миртилла принялись рассматривать роспись. Поэту не приходилось раздумывать над тем, что изобразил древний художник. Гибель Трои, последний ее час... Миртилла поняла только, что на вазе что-то страшное. Воин схватил за плечо почтенного старца и занес над ним меч. Старик в ужасе закрыл лицо руками. На коленях у него труп мальчика, покрытый ранами. Рядом кумир богини-воительницы, грозно поднявшей копье. Воин отрывает от статуи почти нагую женщину, обхватившую колени богини. Высокая женщина в хитоне и гиматии с пестом в руках бросается на гоплита, прикрывшегося щитом. Над фигурами полустертые надписи. Миртилла попробовала их прочесть, но не смогла. Неофрон принялся объяснять.

— Вот, смотри, это Неоптолем убивает Приама...

Миртилла понимающе кивнула головой. Имя Неоптолема, сына Ахилла, она услышала впервые, но, кто такой Приам, знала еще со времени бесед с афинским учителем-сводником. Отважилась спросить:

— Кто этот мертвый мальчик?..

— Астианакс, сын Гектора.

— А ребенка за что же?..

— Миртилла, на войне не разбирают, кого и за что. Ты, наверное, знаешь — ахейцы взяли Трою на десятом году осады...

Неофрон сказал «наверное», чтобы еще раз сделать приятное Феокриту. Совсем не был уверен в том, что Миртилла это знает, но она снова кивнула головой.

— Они дрались больше девяти лет, потеряли множество людей, и, когда наконец проникли в город, тут уж кто что хотел, то и делал.

— Но ребенок, Неофрон...— Миртилла уже больше не смущалась. Ее взволновал этот окровавленный детский трупик на коленях Приама. Черные глаза смотрели печально.

— И ребенка и старика... кого попало. Об Астианаксе рассказывают по-разному. Тут, видишь, он исколот мечом, а другие говорят, что его сначала взяли в плен, но потом решили сбросить с башни.

— Зачем?

— Чтобы он не отомстил за Гектора, когда вырастет.

— Люди прямо хуже зверей.

— Бывает, что и хуже, Миртилла...

Неофрон внимательно посмотрел на взволнованную подругу Феокрита. Не думал раньше, что с ней можно рассуждать всерьез. А Миртилла уже перестала бояться старого сердитого человека. Беседовала с ним так же, как привыкла говорить с Феокритом.

— Скажи, Неофрон, неужели боги не отомстили за убийство Астианакса? Есть же на свете справедливость...

Ответил не сразу. Еще раз всмотрелся в загорелое лицо юной гостьи. Подумал: «Вот она какая... Феокрит, кажется, правду говорит».

Постарался сказать понятнее.

— Справедливости, о которой ты думаешь, не существует. Справедливость заключается в том, чтобы никому не вредить.

Неофрон-эпикуреец, когда излагал мысли учителя, начисто забывал о делах Неофрона-помещика.

Миртилла кое-что о них слышала. После раскаленной черепицы провинившиеся рабы, случается, неделями лежат на животах. Сказала, разглядывая амфору:

— А люди только и делают, что вредят друг другу, Вот на этой вазе...

— Да, преступлений много, но ни один преступник не уходит от возмездия.

— Значит, есть справедливость.

— Повторяю, не та, о которой ты думаешь. Наказания избежать можно, а страха наказания нельзя.

— Слишком мало за убийство ребенка. И не в этом дело, Неофрон,— люди боятся богов больше, чем судей и палачей.

— Во вмешательство богов я не верю, но многие еще в него верят, как и ты, а прежде верили почти все. Вот и на этой амфоре изображено начало одной такой сказки. Для художника она, наверное, была правдой — ваза очень старинная. Узнаешь богиню с копьем?

— Афина?

— Да, Афина-Паллада. Женщина, не успевшая одеться, это Кассандра, дочь царя Приама. Ее считали пророчицей.

— А воин?

— Аянт Локрийский. Он хотел силой оторвать её от кумира, дёрнул и опрокинул статую.

— Это же святотатство…

— Да, ахейцы так и считали. Аянта едва не побили камнями, предали суду, но он дал ложную клятву, что не отрывал Кассандру от кумира, и был оправдан. От человеческого возмездия ушёл, но ему отомстила богиня.

— Вот видишь, Неофрон, а ты говорил…

Эпикуреец улыбнулся.

—Не забудь, Миртилла, что я рассказываю сказку. Иногда и сказку интересно вспомнить, особенно когда она так хорошо нарисована. Словом, когда Аянт победителем возвращался в Локриду и огибал Гирейские скалы[69], Афина-Паллада послала страшную бурю. Много ахейцев утонуло, в том числе и Аянт…

Миртилла ещё раз посмотрела на полунагую пророчицу у подножия кумира и воина, схватившего её за руку. Больше не противоречила Неофрону. Знала уже, что он ей ответит, но думала своё: всё зависит от богов, и справедливость есть…