Последняя лошадь

– …Получи, фашист, гранату! – каламбурил ещё толком не отдышавшийся Шамиль, на ходу соскакивая за кулисами с лошади.

– Э-э! За фашиста отвэтишь! – хватая за уздечку разгорячённого коня по кличке Гранат, притворно возмущённо взмахивал кистью вверх Эльбрус. Он одним махом влетал в седло, успокаивал скакуна, похлопав того по мокрой шее, и разворачивался к манежу. Ему через заезд нужно было идти на «длинный обрыв». Джигит весь напрягался, подавался вперёд, ожидая, когда распахнётся фóрганг. Глаза его прищуривались и брали в прицел круглую мишень арены.

Занавес открывался, перепрыгнув через барьер, за кулисы возвращался Шукýр, который вместе с Аланом только что исполнял двойной пролаз «под живот». Алан, оставшись на арене, делал заднее сальто и приветствовал выезд Эльбруса, ударив себя в грудь. Всё как всегда…

– Хо-у-у! – словно ракета на взлёте звучало в чреве кулис и в мгновение ока перемещалось на манеж. Конь с наездником нёсся по кругу, почти ложась боком на ковёр. Копыта ахалтекинца барабанили по деревянному каркасу барьера. Эльбрус, бросив поводья, откидывался головой к молотящим задним ногам скакуна и вытягивался в струну, держась за стремя только одной ногой. Его рука в перчатке касалась плоти арены. Через полкруга от перчатки шёл дым… Так виртуозно «длинный обрыв» из джигитов не делал никто. Зал в очередной раз взрывался аплодисментами.

Музыка в оркестре сменялась на финальный заезд. Появлялась четвёрка галопирующих лошадей. Джигиты вставали ногами на сёдла и поднимали руки в синхронном комплименте. Проскакав пару кругов, они один за другим соскакивали с лошадей и выстраивались в ряд. В центре, как «белая гора», стоял в белоснежной бурке Казбек.

Животные, перепрыгивая барьер, исчезали в форганге. На манеж молнией вылетал Эльбрус. И тут начиналось!..

Ритмы «лезгинки», мелькание рук и ног, замысловатые па с гортанными выкриками доводили зрительный зал до свиста и рукоплесканий. Вот тут Эльбрус до конца раскрывал свой талант артиста, темперамент танцовщика и человека гор. Наверное, если бы к нему сейчас подключили провода, то его энергии хватило бы на освещение целого микрорайона. Зал, заведённый до предела, гремел аплодисментами, топал и бисировал… Всё как всегда…

– Уважаемые зрители! Дорогие друзья! – обратился инспектор манежа к зрителям. – Сегодня этим выступлением конно-акробатический ансамбль «Казбек» закончил свои гастроли. Завтра они отправляются в Америку, где будут защищать честь нашей страны. Сейчас, на прощание, вы увидите человека, который вот уже пятьдесят лет беззаветно служит нашему отечественному цирку. Он трудится за кулисами, но его работа – это то, что вы видели сегодня на манеже. Встречайте: Заслуженный берейтор РСФСР, потомственный донской казак, ветеран Отечественной войны, человек, который с арены Московского цирка ушёл на фронт и дошёл до Берлина с конной дивизией легендарного генерала Доватора, – Никита Захарович Стрельцов!

Из-за малинового занавеса вывели растерявшегося Захарыча. Его длинные волосы забавно топорщились, он ещё толком не отошёл от работы, а тут новые волнения. Джигиты опустились на одно колено и стали ритмично хлопать. Через мгновение зал подхватил, и цирк заполнился скандированием. Вышел Казбек, который незаметно до этого исчез. В его руках был изящный клинок настоящей Дамасской стали с инкрустированным эфесом и такими же ножнами. Дорогая вещь у зрителей вызвала шквал междометий. Казбек тоже встал на одно колено перед Захарычем и протянул оружие Стрельцову. Тот принял саблю, выпрямил спину, сверкнул глазами и приоткрыл ножны. Отблеск отполированного металла солнечным зайчиком пробежал по лицу старого казака.

Он поцеловал холодную сталь и низко поклонился. Зал взорвался аплодисментами.

Стрельцов стоял высокий, стройный, седой, взволнованный. Вокруг бушевали зрители. Купол качнулся, и он словно увидел чёрно-белую хронику пятидесятилетней давности, когда вот так же, только на манеже Московского цирка, он стоял и раскланивался с букетом цветов. Тогда сам Алибек Кантемиров решил поздравить его с днём рождения, подарив свой кинжал…

– А что, берейторам уже звания дают? Я и не знал! Да и до Берлина я не дошёл, комиссовали по ранению… – Захарыч сделал нестрогий выговор инспектору манежа.

– Ну, приврал я немного для дела! Всё остальное-то – правда! Пойдём покурим, а то у меня глаза на мокром месте! Да и у тебя, смотрю, роса, тоже, того гляди, дождём прольётся…

Через несколько дней волей случая Стрельцов был срочно отправлен по телеграмме Главка в Ленинград. На неопределённое время они снова расставались с Пашкой. Варька не расставалась с Жарой, но не забывала строго охранять хозяйство Казбека в ожидании Захарыча. Отправка лошадей в Америку оказалась делом хлопотным и затягивалась на неопределённый срок…

Глава двадцать седьмая