– …Света! Покажи Пашке комбинацию с Сарматом и Сатиром. От начала и до конца, как вчера. Только, это… – Захарыч сознательно подбирал слово попроще, но равное по смыслу «волнению», зная, что та может зажаться перед первым своим в жизни зрителем. – Короче… не дёргайся!
Прозвучало это из уст Захарыча как-то странно, как если бы он вдруг заговорил или высоким штилем, используя лексику восемнадцатого века, или, наоборот, отборным матом. Повисла неловкая пауза, которую тут же заполнила засмеявшаяся Света.
– Дядя Захарыч, это как мне не делать, вот так? – и выдала серию па из рок-н-ролла.
Пашка со Стрельцовым издали дружное «О-о!» и зааплодировали, посвистывая.
– Не свистите, поездок не будет! – в фóрганге появился Кременецкий. – Чего тут у вас?
– Василий Дмитриевич! Проходите на ряды. Иванову дрессируем! – Пашка откинул сиденье кресла, приглашая местного инспектора манежа присесть рядом.
– О! А я-то, старый пень, думал, у вас шестёрка лошадей и всё, а тут пополнение! Места в конюшне не дам, не просите – всё занято, на довольствие тоже не поставлю, кормите её сами!..
Немного позубоскалив, они приготовились к просмотру.
Света вывела на манеж Сатира и Сармата. Пристёгнутые к гýртам арни ры выгнули шеи коней лебедиными дугами. Лошади приобрели дополнительную грацию и пропорцию. Сармат строго осмотрелся вокруг, тряхнул гривой, фыркнул и пошёл мелкой рысью без напоминаний. За ним как тень, шаг в шаг, последовал Сатир. Они легко прошли пару кругов. Света ни разу не направила шамбарьер в сторону животных. Она держала его вертикально за середину рукояти в левой руке, словно он ей был не нужен. Правая рука плавно провожала лошадей по кругу. Изящным балетным поворотом и командой: «Вольтé!» Иванова легко и плавно разворачивала лошадей. Было ощущение, что Светлана и лошади танцуют одну партию.
– Вальс! Ва-альс! Алле-й, Сатир! – девушка плечами и всем корпусом подсказывала животным, когда и что делать. Выглядело это, как законченный отточенный танец совершенных созданий…
– Эта барышня сколько уже у тебя? – Кременецкий повернулся к улыбающемуся Захарычу. Тот самодовольно щурился, как мартовский кот.
– Чуть больше месяца!
– Раньше у кого работала?
– У Гречаненко в «Цирке-ревю».
– А откуда у них там лошади? Там же пластиковый варьетешный пол!
– А она не с лошадьми, с птицами работала. Служащей…
Кременецкий долго переводил взгляд с Захарыча на манеж и обратно, ища подвох и предчувствуя розыгрыш. Мало ли кто проездом заглянул к Захарычу в гости. Его учеников хватило бы на целый курс лошадиной академии, если бы таковая существовала. Он судорожно пытался вспомнить всех дрессировщиц, которых когда-либо встречал за свою жизнь. Вспоминал конные групповые номера, где работало по нескольку человек. Нет, он не припоминал эту «барышню». Тем более фамилию «Иванова» он уж как-нибудь запомнил бы…
– Василь Дмитрич, не тужься! Я не шучу! Она всего месяц как с лошадьми. До этого хвост от гривы не могла отличить…
– Ну, Захарыч! Ну, старый… даже не знаю, кто ты? Удивил так удивил! А какого же хрена Главк сюда какую-то Корсарову направляет на репетиционный, если у тебя уже всё есть?
– Ну, это же у меня есть, не у Главка. Там свои планы. Свои фокусы…
Глава тридцать пятая
– Идите-ка погуляйте, дети мои! Вон какие погоды стоят, прямо май! – Захарыч повелительно кивнул в сторону парков. – Хватит цирка на сегодня! Вечернюю репетицию я отменяю, тем более, что сегодня Павел уезжает.
Света посмотрела на Пашку.
– Во сколько поезд?
– Около часу ночи. Завтра хочу пораньше оказаться в Главке. Ждут в зарубежном отделе. Поездка в Венгрию намечается.
– Можно я провожу до вокзала?
– Меньше расставаний – меньше слёз. Сам доберусь, на такси. Пойдём лучше, и вправду, погуляем!
Было тепло. Ветер согрелся под весенним солнцем, разомлел и прикорнул в ивовых ветвях. Он сладко посапывал. В такт его дыханию ветви чуть шевелились.
Пашка со Светой медленно шли вдоль берега пруда. Под ногами разбегались серые квадраты бетонных плит, на стыках которых уже кое-где пробивались зелёные стрелки травы. На воде утки рисовали исчезающие треугольники. Ивы смотрелись в воду, улыбались и тихо перешёптывались о чём-то сокровенном…
– Я смотрел твою репетицию сегодня утром и удивлялся – неужели ты никогда раньше не занималась этим? Из тебя могла бы получиться классная артистка! Ты об этом никогда не думала?
– Нет, не думала. Не думаю и сейчас. Мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Но ведь это, толком, даже не профессия!
– Почему? А Захарыч? Он чем занимается всю жизнь, разве не профессией?
Пашка задумался и не смог найти, что ответить. Получалось, что, действительно – профессия. Да, малооплачиваемая. Да, малопрестижная и неперспективная. Малозаметная, как профессия цирковых униформистов, костюмеров, билетёров, даже музыкантов оркестра, которые дудят два отделения за копейки, «не вынимая», и которых зрители подчас даже не замечают. Но что без этих людей делали бы такие, как жонглёр Павел Жарких, джигиты Казбека, полётчики «Ангелы» и ещё сотни артистов в цирках страны!