Последняя милость

По сравнению с суматохой и шумом, царившими снаружи, в доме было тихо, как в склепе. В этой относительной тишине было что-то зловещее. Электричество, естественно, не работало, и мужчины включили фонарики. По крайней мере, здесь было тепло, хотя об источнике отопления думать не хотелось. Они оказались в кухне, и в темноте Бювуар случайно задел какой-то деревянный ящик, столкнув его на пол. Во все стороны разлетелись вилки, ножи и ложки. Бювуар автоматически нагнулся, чтобы их собрать, но вовремя спохватился.

— Николь! — позвал Гамаш.

Молчание.

— Петров! — предпринял он вторую попытку.

И снова тишина, если не считать приглушенного урчания, как будто где-то притаился злобный и очень голодный зверь. Дверь в соседнюю комнату была закрыта, но из-под нее пробивались отблески мерцающего света.

Огонь подбирался все ближе.

— Лестница на второй этаж там! — Бювуар показал на дверь.

Гамаш не ответил. Все было ясно и без слов. Снаружи Руфь выкрикивала отрывистые команды осипшим от мороза голосом.

— Иди сюда. — Гамаш оттянул Бювуара подальше от опасной двери.

— Шеф, кажется, я кое-что нашел. — Бювуар стоял над крышкой люка. Рванув ее на себя, он посветил вниз фонариком. — Николь?!

Ничего.

Увидев ведущую вниз лестницу, он протянул свой фонарик Гамашу. То, что он собирался сделать, было чистым безумием, но Бювуар твердо знал одно: чем скорее это все закончится, тем лучше. Опустив ноги в зияющую в полу дыру, он нащупал ступеньки и начал быстро спускаться вниз. Гамаш отдал ему его фонарик и луч своего тоже направил вниз.

Это был обычный земляной погреб, в котором хранились ящики с пивом и вином, мешки с картошкой, репой и пастернаком. Здесь пахло паутиной и дымом. Бювуар посветил фонариком в дальний угол и увидел медленно подползающую к нему волну дыма. Бювуар смотрел на нее как загипнотизированный. Но недолго.

— Николь?! Петров?! — для очистки совести крикнул он, пятясь обратно к лестнице. Он уже понял, что их здесь нет.

— Быстрее, Жан Ги! — голос Гамаша звучал встревоженно. Бювуар высунул голову из люка и увидел, что дверь в соседнюю комнату уже начинает дымиться. Она могла вспыхнуть в любую минуту.

Гамаш рывком вытянул его из люка.

Теперь в кухне был отчетливо слышен нарастающий рев бушующего пламени. Огонь приближался. Выкрики, доносящиеся снаружи, стали еще более громкими и нервными.

— В таких старых домах почти всегда есть вторая лестница, — сказал Гамаш, освещая фонариком стены кухни. — Она небольшая и, скорее всего, скрыта под обшивкой.

Бювуар начал распахивать шкафы, пока Гамаш простукивал обшитые в шпунт стены. Бювуар совсем забыл дом своей grand-mère[69] в Шарлевуа, с его потайной лесенкой на кухне. Он не вспоминал о ней много лет. Не хотел. Бювуар старался навсегда похоронить эти воспоминания как можно глубже, и ему это почти удалось. Но теперь он оказался в этом незнакомом пылающем доме, и память решила вернуться к нему. Воспоминания накатывали медленно и неумолимо, как волна дыма в подвале, постепенно полностью поглощая его. Внезапно Бювуар снова стал маленьким мальчиком, притаившимся на темной лестнице в задней части дома. Он прятался от своего брата. Прятался до тех пор, пока ему это не надоело, и он решил выйти. Дверь оказалась запертой снаружи. На лестнице совсем не было света, и внезапно он почувствовал, что ему нечем дышать. Стены медленно сдвигались, как будто собираясь раздавить его. Ступени жалобно скрипели. Такой знакомый и уютный дом вдруг стал чужим и враждебным. Когда бьющегося в истерике ребенка наконец обнаружили и извлекли на свет божий, брат утверждал, что все получилось случайно. Но Жан Ги не поверил ему и так никогда и не простил.

В возрасте шести лет Жан Ги Бювуар понял, что никому нельзя доверять и нигде нельзя чувствовать себя в безопасности.

— Сюда!

Он направил фонарик в низенький дверной проем, который обнаружил в небольшом чулане. За ней виднелись узкие, крутые ступени. Посветив фонариком вверх, Бювуар увидел закрытую крышку люка. Оставалось только молиться о том, чтобы она не оказалась запертой.

— Пойдем! — Гамаш отстранил Бювуара и начал первым подниматься наверх. Оглянувшись, он удивленно посмотрел на Жана Ги, который, казалось, никак не мог решиться ступить на темную лестницу. — Ну что же ты? Идем.