Последняя милость

Общение с ней уже успело ожесточить его, и Саул стал презирать себя. Но не настолько сильно, насколько презирал ее.

— Это выдающаяся книга, — сказала Сиси, игнорируя его выпад. — Ее ждет грандиозный успех. — Она помахала книгой у него перед носом. — На свете столько людей, снедаемых беспокойством и тревогой. Они раскупят ее в мгновение ока. — Сиси отвернулась к окну, из которого открывался безрадостный вид на здание напротив, но она смотрела в него так, словно видела перед собой толпы восторженных почитателей. — Я создала ее для них, — добавила она, оборачиваясь к Саулу.

Он смотрел в ее широко распахнутые глаза и лишь молча удивлялся тому, как можно настолько искренне верить в созданный тобою самой миф.

Естественно, он читал книгу Сиси. Она назвала ее «Be Calm», что означало «Обретите покой». Точно так же называлась и компания, созданная ею пару лет назад. Любого, кто знал Сиси, подобное название могло только рассмешить. Призывающая других к спокойствию, эта женщина была настоящим комком оголенных нервов. Ее выразительные руки постоянно пребывали в движении, пытаясь разгладить и упорядочить все, к чему они прикасались. Ее резкие замечания были обрывочными и фрагментарными, и даже самого ничтожного повода было достаточно для того, чтобы вызвать раздражение, выплескивающееся в приступах гнева.

Напускная внешняя холодность Сиси де Пуатье не могла обмануть окружающих, и никто бы не употребил эпитет «спокойная», создавая ее словесный портрет.

Она разослала свою рукопись во все мыслимые и немыслимые места, начиная с крупнейших издательств Нью-Йорка и заканчивая редакцией Réjean et Maison des cartes в богом забытой крохотной деревушке Святого Поликарпа, затерявшейся где-то на полдороге между Монреалем и Торонто.

Везде ей отвечали категорическим отказом. Издатели сразу распознавали графоманский опус, представлявший собой нелепую смесь псевдофилософских рассуждений на темы то ли буддизма, то ли индуизма, вышедших из-под пера экзальтированной дамочки. А на фотографию, украшавшую обложку, вообще нельзя было смотреть без содрогания. На ней Сиси напоминала изголодавшегося вурдалака.

Саул прекрасно помнил тот день, когда в монреальский офис Сиси пришла целая пачка писем с отказами.

— Кругом сплошное мракобесие, — говорила она, разрывая их на клочки и швыряя на пол. — Поверь мне, этот мир серьезно болен. Люди стали жестокими и бесчувственными. Они ненавидят друг друга, потому что утратили способность любить и сострадать. Мое учение, — Сиси взмахнула рукой так, как будто в ней была зажата не книга, а карающий меч, — укажет людям путь к счастью.

Она говорила негромко, дрожащим от с трудом сдерживаемой злобы голосом, и каждое слово буквально сочилось ядом. В конце концов Сиси решила сама издать свою книгу с таким расчетом, чтобы та вышла к Рождеству. Саулу казалось очень забавным то, что книга, в которой столько рассуждений о свете, сама вышла в свет как раз на зимнее солнцестояние. В самый короткий день в году.

— Кто-то решил снова издать ее? — Он понимал, что его вопрос звучит издевательски, но ничего не мог с собой поделать и продолжал: — Ах, прости! Я совсем забыл. Тебе же все отказали. Наверное, это ужасно обидно.

Сиси молчала, и Саул задумался над тем, как бы побольнее уесть ее, чтобы добиться хоть какой-то реакции, но так ничего и не придумав, решил задать вопрос в лоб:

— Интересно, что ты чувствовала после всех этих отказов?

Ему показалось, что Сиси передернуло. Хотя, возможно, он просто выдавал желаемое за действительное. Она продолжала молчать, и это молчание было очень красноречивым. Сиси привыкла полностью игнорировать любые раздражающие факторы, к каковым, кстати, относились также ее дочь и муж. Для нее просто не существовало никаких неприятностей, никакой критики, никаких оскорблений и никаких эмоций, если они не были ее собственными. Саул успел достаточно хорошо узнать эту женщину, чтобы понять, что она живет в своем собственном, совершенном мире, где не было места ни для низменных чувств, ни для разочарований.

Саул понимал, что этот мир был обречен, и надеялся, что сможет присутствовать при его крушении. Но только в качестве стороннего наблюдателя.

Сиси считала людей жестокими и бесчувственными. Жестокими и бесчувственными. Саул не так давно стал ее личным фотографом и любовником, а потому еще хорошо помнил то время, когда ему самому окружающий мир казался совсем неплохим местом для жизни. Каждое утро он просыпался, радуясь восходу солнца и приходу нового дня, приносящего с собой новые, безграничные возможности. Он не переставал удивляться тому, насколько прекрасен Монреаль. В кафе и на улице он видел вокруг улыбающихся, благожелательных людей. Он видел детей, играющих привязанными к веревочкам каштанами. Он видел пожилых дам, которые рука об руку прогуливались по бульвару Сен-Лоран дю Мейн.