Последняя милость

К чести Питера следует отметить, что он не колебался ни секунды и мгновенно опустился на колени рядом с Оливье. Теперь оба мужчины ждали лишь команды Руфи, чтобы приступить к реанимации. Но прежде ей нужно было отдать еще одно распоряжение.

— Габри, найди ее мужа. Клара!

— Я здесь.

— Найди ее дочь.

После этого она повернулась к ним спиной, ни секунды не сомневаясь в том, что ее распоряжения будут выполнены, и начала отсчет…

— Вы поняли, что с ней произошло? — спросил Гамаш, возвращая Руфь в реальный мир.

— Даже не догадывалась.

Ему показалось, что когда Руфь произносила эти слова, в ее глазах промелькнула тень сомнения. Он немного подождал, но продолжения не последовало.

— Что было потом?

— Билли Уильямс сказал, что его грузовик стоит с разогретым мотором и мы должны отнести ее туда. Кто-то уже вызвал «скорую», но все понимали, что машина придет не раньше чем через двадцать минут и столько же займет обратная дорога. На грузовике Билли было быстрее.

Руфь вкратце описала жуткую поездку в Ковансвилль, и ее рассказ почти полностью совпал с тем, что Гамаш уже слышал от Питера Морроу.

— Который час? — снова требовательно спросила Руфь.

— Без пяти пять.

— Мне пора.

Руфь встала и решительным шагом направилась к входной двери, даже не оглядываясь на них, как будто для нее было жизненно важно как можно скорее выйти из дома. Агент Лемье слышал ее тяжелые шаги, от которых начинало дребезжать содержимое шкафов, мимо которых она проходила. Скелеты, подумал он. Или бутылки. А может быть, и то, и другое.

Ему не нравилась Руфь Зардо, и он никак не мог понять, что в ней нашел шеф.

— Вперед! — скомандовала Руфь и вытолкала их за двери, прежде чем Лемье успел толком обуться. Ее худая рука была гораздо более сильной, чем казалась на первый взгляд.

Гамаш сунул руку в карман своей парки, но вместо шапки или варежек, как ожидал Лемье, достал оттуда какую-то книжку. Став под единственным горящим на крыльце фонарем, он развернул книгу так, чтобы Руфь могла ее видеть.

— Я нашел ее в Монреале.

— Вы просто гениальный сыщик. Дайте-ка я попробую угадать. Вы нашли ее в книжном магазине.

— Честно говоря, нет, — сказал Гамаш, решив пока не уточнять, где именно он нашел книгу.

— Полагаю, что вы решили выбрать именно этот момент, чтобы попросить меня подписать ее?

— Вы уже это сделали, Руфь. Не могли бы вы подойти сюда и взглянуть?

Агент Лемье уже внутренне приготовился к очередному язвительному ответу, но ничего подобного не произошло. Руфь, прихрамывая, подошла к Гамашу и открыла тоненький сборник.

— От тебя воняет. С любовью, Руфь, — вслух прочитала она.

— Кому вы это написали?

— Вы думаете, я запоминаю всех, кому подписываю книги?

— От тебя воняет. С любовью, Руфь, — повторил Гамаш. — Достаточно экстравагантная надпись, даже для вас. Я очень прошу вас подумать, мадам Зардо.

— Тут и думать нечего. Я не помню. Кроме того, я опаздываю.

Руфь сошла с крыльца и через деревенскую площадь пошла по направлению к светящимся огням магазинов. Но неожиданно остановилась на полпути и села.

В темноте. При трескучем морозе. На обледенелую скамейку, стоящую посреди площади.

Лемье просто обалдел от такого нахальства. Вытолкать их из дома под предлогом важной встречи лишь для того, чтобы нагло сесть на скамейку и ничего не делать. Это уже было самым настоящим оскорблением. Лемье повернулся к Гамашу, ожидая соответствующей реакции, но шеф, казалось, был полностью погружен в себя. Руфь Зардо неподвижно сидела, не сводя взгляда с великолепно освещенных деревьев, на верхушке одного из которых светилась сияющая звезда. А Арман Гамаш не сводил взгляда с Руфи Зардо.

Глава 12

Лемье решил пробежаться до их машины, припаркованной у дома Морроу, и включить зажигание. Они пока не собирались уезжать, но в такую погоду понадобится некоторое время, чтобы прогреть двигатель. Кроме того, если завести ее сейчас, к моменту их отъезда в салоне станет совсем тепло, да и стекла оттают от изморози. В такую машину будет приятно сесть в студеный декабрьский вечер.

— Боюсь, что мне не все понятно, сэр, — сказал он, вернувшись к Гамашу.

— Думаю, что вам должно быть многое непонятно, — ободряюще улыбнулся Гамаш. — Что именно вас беспокоит?

— Вы же, наверное, знаете, что это мое первое убийство.

— Знаю.

— Тем не менее мне кажется, что если бы я решил кого-нибудь убить, то сделал бы это более удобным способом.

— Например?

— Ну… franchement[36] практически любой способ представляется мне более удобным, чем убийство посреди замерзшего пруда в присутствии десятков свидетелей. Это какое-то безумие.

Именно это и беспокоило Гамаша больше всего. То, что произошло, действительно казалось настоящим безумием.

— Почему бы просто не застрелить или не задушить ее? — продолжал тем временем Лемье. — Наконец, сейчас, в разгар зимы, почему бы просто не завезти ее куда-нибудь подальше и вытолкнуть из машины? После этого ее можно было бы использовать в качестве ледовой скульптуры на Fête des Neiges[37] в Ковансвилле. Зачем же столько сложностей? Это лишено всякого смысла.