Последняя Мона Лиза

Финансовый район закрыт, в 2:00 ночи все тихо.

Русский затягивается сигаретой, направляясь по Уотер-стрит на условленную встречу.

Посредник позвал его на личную встречу. Зачем это, после того, как он выполнил два его заказа без всяких встреч? Ловушка? Возможно. Он выполнил свою работу, и теперь они хотят с ним покончить. Он уже имел дело с такими клиентами раньше и готов ко всему, но сначала хочется посмотреть, что можно выудить из посредника – например, на кого он работает. Мысли о мести вьются в его голове, как рой пчел-убийц.

В это время окрестности практически безлюдны, но его чуткий слух улавливает скрежещущий звук мусоровоза, отдаленную сирену, сигнал противотуманной сирены на реке. Он бросает украдкой взгляд в одну сторону, потом в другую, его рука лежит на рукояти ножа в кармане.

На Брод-стрит он поворачивает на восток, к реке.

Бар «Уличный ангел» открыт всю ночь, единственный в округе, вы легко его найдете.

Вот она, неоновая вывеска бара, мигает в темноте, как предупреждение.

Когда до бара остается полквартала, откуда-то появляются двое, один подскакивает спереди, другой сзади, они хватают его и тащат в переулок. Он был готов к нападению, но что-то прожужжало у шеи, и тело свело судорогой. Быстро придя в себя, он выбивает электрошокер из руки напавшего, потом замечает у второго пистолет. Преодолев судорогу, он хватается за длинный ствол с глушителем, раздается выстрел, и пуля задевает край его ладони. Не выпуская пистолета, он достает нож из кармана и вонзает стрелявшему в живот. Но первый, тот, что с электрошокером, снова на ногах. Русский бьет его кулаком, затем бросается и всей своей сотней килограммов сбивает парня с ног. Приземлившись сверху на нападавшего, он перехватывает пистолет и прижимает ствол к его виску:

– Так ты… тот… чьи приказы я выполнял…

– Не-ет, – стонет парень, мотая головой в сторону того, что лежит неподалеку. – Вот он меня нанял. Я ничего не знаю! Я никто!

– Будь по-твоему, – говорит русский, стреляет ему в голову, откатывается, встает на ноги и, несмотря на то, что мышцы еще плохо его слушаются, целится из пистолета в человека на земле, который зажимает ножевую рану в животе.

– На кого ты работаешь? Кто послал тебя убить меня?

– Я… просто делаю то, что мне говорят… как ты. Выполняю приказы.

Русский ухмыляется, обнажая короткие темные зубы.

– У тебя есть выбор, мой друг. Через пять секунд я начну отстреливать тебе пальцы на руках и ногах, или ты скажешь мне то, что я хочу знать, и я уйду.

Раненый поднимает голову, глаза мигают, как гаснущая лампочка.

– Что… ты хочешь знать?

– Имя твоего босса.

– Не знаю… Никогда не знал. Никогда не встречался с ним. Ты же знаешь, как это делается, – его руки прижаты к животу, между пальцами сочится кровь.

– Тогда номер телефона.

– Он прикажет меня убить.

Русский наклоняется, вытаскивает сотовый телефон из кармана посредника.

– Не волнуйся, – говорит он и прицеливается. – Он не успеет.

Он стреляет в парня дважды, для верности. Затем поднимает с земли свою шляпу, выворачивает пальто наизнанку, чтобы скрыть следы крови, и уходит из переулка.

Пробираясь по пустынной улице, он просматривает сотовый телефон посредника, одержимый одной мыслью: найти человека, который приказал его убить, и убить его.

84

Через день секретарша Джонатана Тейвела перезвонила и сказала, что ее босс меня примет. Я немного удивился и даже подумал, не отказаться ли, но потом все-таки пошел.

Тейвелу было лет пятьдесят с небольшим, высокий лоб, волосы зачесаны назад.

– Напомните-ка мне, пожалуйста, почему вы решили, что эта картина Тициана находится у меня? – спросил он, засунув большие пальцы рук под полосатые подтяжки.

– Знакомый куратор из музея в Европе дал мне список картин Тициана и коллекционеров, которым, по его мнению, они могут принадлежать.

– Ваш друг ошибается. У меня есть кое-какие произведения искусства, но картин Тициана нет.

Тейвел взглянул на окно во всю стену, которое заливало его кабинет ярким утренним светом, открывая вид на реку Гудзон, статую Свободы, побережье Нью-Джерси.

– В каком музее, вы сказали, работает ваш друг?

Этого я не говорил, но теперь с готовностью ответил:

– В Лувре.

– В самом деле? Как его зовут?

– Жанжамбр. – Вряд ли он будет наводить обо мне справки у куратора Лувра, особенно если имеет дело с крадеными произведениями искусства.

– Что ж, боюсь, ваш друг зря потратил ваше время.

Если так, то я не мог не задаться вопросом, почему Тейвел не пожалел своего времени на встречу со мной. Вслух я сказал, что ничего страшного, время у меня есть.

Тейвел хищно улыбнулся.

– Моя секретарша говорит, что вы историк искусства, пишете о Тициане.

– Об искусстве эпохи Возрождения в целом.

– Понимаю. И для какого издания, как вы сказали?

Опять-таки, я и этого не говорил.

– Для «Академического журнала», – ответил я. – А если не Тициана, то каких художников вы коллекционируете?

– Да разных… немного эпохи Возрождения, немного современности.

– Какие художники Возрождения?

– Рафаэль и Джорджоне. Конечно, только рисунки. Боюсь, картины мне не по средствам.