Последняя Мона Лиза

– Я говорю по-английски, – произнес он отрывисто, даже резко.

– Я сейчас во Флоренции, но собираюсь заехать по делам в Париж, – солгал я. – Хотелось бы встретиться с вами.

– Я уже говорил вам, что ничего не знаю о своем двоюродном деде.

– Я понимаю, но хотелось бы кое о чем поговорить…

– Нам не о чем разговаривать.

Я собирался сказать ему, что Винченцо описал в дневнике, как Ив Шодрон делал копии мировых шедевров, но он уже повесил трубку.

– Есть ли у вас еще какие-нибудь материалы профессора Гульермо? – спросил я потом в тот же день у Кьяры в библиотеке. Мне еще с утра пришла в голову мысль, что Гульермо мог делать какие-то заметки, если готовил публикацию о дневнике.

– Di che tipo? – спросила она.

– Какого типа? Ну, записи, черновики, всякие бумаги, – произнес я, как мог, непринужденно.

– Есть одна коробка… что называется, note varie, неопределенной категории. Я поищу ее для вас, когда разберусь с этим. – Она показала на стопку карточек. «Марш немедленно!» – хотелось мне заорать, но я с улыбкой сказал «спасибо» и вышел во дворик, чтобы остыть и успокоиться.

Там один из монахов жег листья. Серый дым клубами поднимался к низким облакам, словно был их источником. Я обошел дворик кругом, пытаясь понять, не «подсмотрел» ли брат Франческо что-то, не предназначенное для его глаз. Поглядев из проулка на площадь, я увидел, что полицейской ленты на двери общежития уже нет. На ступенях перед дверью тоже никого не было.

Кьяра уже держала для меня наготове коробку с неразобранными по категориям бумагами Гульермо. Впрочем, они так же, как и в остальных коробках, были разложены по папкам с аккуратными надписями: «Статьи и черновики статей», «учебные задания», «квитанции и прочее». Внутри каждой папки были папки поменьше, каждая на конкретную тему.

Я начал со «Статей и черновиков», но там лежали материалы по искусствоведению, а про дневник ничего не оказалось. Ничего не было и в «учебных заданиях». В «квитанциях» я поначалу и не собирался искать, но тут мне пришла в голову новая идея, и в итоге, потратив больше часа на просматривание счетов и квитанций, я составил список примерно из сорока торговцев-букинистов, с которыми Гульермо регулярно имел дело. Затем, еще раз просмотрев квитанции, я выбрал тех, кто мог продать ему блокнот, тетрадь или журнал. Таких оказалось девять.

Засев за ноутбуком в ближайшем кафе и вооружившись чашкой эспрессо для бодрости, я нашел сайты всех девяти торговцев и разослал им одинаковые электронные письма. Через несколько минут три адресата ответили, что не продавали никаких дневников, которые соответствовали бы моему описанию, но изъявили готовность поискать эту вещь, если я хочу ее купить. Вежливо отказавшись, я вычеркнул их из списка. Через некоторое время еще два торговца ответили, что никому не продавали такую тетрадь.

Я заказал еще один эспрессо, и к тому моменту, когда я его допил, пришел еще один ответ: букинист из Берлина сообщал, что продал Гульермо старинную тетрадь. Позвонив в Берлин, я узнал, что речь идет о блокноте девятнадцатого века, тоже синем, тоже в бумажной обложке, но чистом, без каких-либо записей.

Надежда таяла на глазах, моя блестящая идея оказалась не такой уж и блестящей. Только трое из девяти книготорговцев еще не ответили. Устав ждать, я позвонил первому из них, владельцу «Пеллетье Эдишенз» в Париже. На звонок никто не ответил, даже автоответчик. Набрав второй номер, магазина «Скрипториум» в Мантуе, я услышал записанное жутковатым голосом сообщение, что данный номер больше не обслуживается. Последний магазин, «Либрериа Антиквариа ди Фиренце», тоже не ответил, но адрес был местный, флорентийский. Забив его в Гугл-карты, я увидел, что магазин находится на противоположном берегу реки Арно.

Близился полдень, время «рипозо» – обеденного перерыва, и магазин мог оказаться закрытым, но кофеин придал мне оптимизма, и я решил рискнуть. Да и что мне было терять?

42

Понте Веккьо,[51] метко названный старинный мост, не был крытым, хотя казался таковым из-за многочисленных навесов перед ювелирными ларьками и киосками, которые загромождали его, заслоняя солнце и вид на реку. Здесь сновало множество туристов – больше, чем я видел их в других местах Флоренции: одни рассматривали ожерелья и браслеты в витринах ларьков, другие торговались с продавцами, молодые женщины, вытянув руку, примеряли кольца с бриллиантами. Куда бы я ни посмотрел – повсюду были парочки. В первый раз за все время я заскучал по оставшимся на родине подружкам, и не в первый – по Александре. Я все еще не понимал, как она относится ко мне и к тому, как развиваются наши отношения – если они вообще развивались. Когда мимо прошла целующаяся парочка, я чуть было не поморщился.