Последняя надежда

В конце концов Мардук тоже помер, обпившись кровью. Затем, после длительных передряг, власть захватил Нибур, в прошлом приближенный Мардука. Он развенчал культ своего предшественника, повыпускал из тюрем остатки племени и возвестил о возвращении к леонардовским принципам правления и скором построении долгожданного рая. Для достижения этой цели он начал выращивать бананы и кокосы на всех пригодных для посева землях. О том, что они могут расти только в тропиках, он как-то не подумал. Вскоре Нибура подсидел его жрец Мараз, и начался период застоя. Больше всего Мараз любил почести и восхваления. При нем махровым цветом расцвели воровство и взяточничество среди жрецов, а простые дикари пили горькую и бездельничали. Мараз правил долго, безбедно, но под конец так увешал себя украшениями, что задохнулся под их тяжестью. После его смерти началась грызня за власть, быстро сменили друг друга два божка, один из которых помер от болезни, а другой от старости, и, наконец, к власти пришел Птибурдук.

Птибурдук объявил о перестройке, плюрализме мнений и возвращении к истинно леонардовским принципам. Затем он с пылом взялся проводить реформы. Основой всех основ он считал трезвость — тут Волына осторожно потрогал ушибленный зад и поморщился, — а поэтому разломал винную лавку, вырубил виноградник. Тогда дикари стали гнать самогон из бледных поганок и коровьего дерьма, в результате чего их численность еще более сократилась.

А затем… Тут Птибурдук замолчал, впав в меланхолию. Дальнейшие расспросы не дали толку. Волына понял только, что Птибурдук остался теперь без почитателей, но куда подевались дикари, так и не выяснил. Когда Андрюха поднял золотую статуэтку, вконец отчаявшийся божок понял, что обрел шанс. Он моментом перенес Волыну в измерение, в котором обретался, и решил сделать из него своего последователя. В Андрюхины обязанности входило слушать Птибурдуковы речи и время от времени, плюрализма ради, дискутировать с ним по вопросам перестройки дикарской экономики, но при этом не зарываться.

— А то смотри у меня! — божок нахмурился и сверкнул очками.

За это Птибурдук обещал Волыну поить, кормить и всячески ублажать.

Закончив объяснения, очкастый, не дожидаясь согласия, откашлялся и вцепился в микрофон. Сперва Андрюха добросовестно пытался слушать, но потом не выдержал и заснул.

Проспал он долго и, открыв глаза, почувствовал себя бодрым и совершенно отдохнувшим.

«Наш курс на построение правового племени остается неизменным, но он, значить, может быть реализован только в том случае…» — продолжал бубнить Птибурдук, утирая пот со лба.

— Эй, хорош на сегодня, — крикнул Андрюха, — где обещанный ужин? Это плюрализм, — пояснил он рассерженному божку.

— Плюрализм? — задумался тот, — тогда ладно. Заседание переносится на завтра, — объявил Птибурдук и сотворил ужин.

Последующие дни Андрюха только и делал, что ел, спал, убаюканный речами Птибурдука, и думал, как отсюда смотаться.

Однажды, когда выдохшийся Птибурдук задремал, уткнувшись носом в трибуну, Волына обследовал зал, но безрезультатно. Здесь не было ни окон, ни дверей, только сплошные стены, покрытые лозунгами. Тогда он смирился с судьбой. В конце концов, божок добросовестно выполнял свои обязательства по кормлению Волыны. Раздражало, правда, отсутствие женщин и выпивки, но здесь ничего нельзя было поделать: женщин взять было неоткуда, ведь все дикари куда-то исчезли, а при слове «выпивка» Птибурдук багровел и моментально выдергивал из-под Андрюхи кресло. Когда зад его превратился в сплошной синяк, он решил, что данную тему лучше пока не трогать.

Зато в остальном Андрюха наглел все больше. Теперь он жрал исключительно черную икру, омаров, устриц и черепаховый суп. По вечерам он требовал сауну, массаж и музыку. С последним возникали некоторые затруднения, так как петь было некому, но в конце концов Птибурдук научился довольно сносно исполнять «Таганку», которой в общем-то и ограничивались музыкальные запросы Андрюхи.

От обжорства и полного безделья Волына разжирел. Теперь он дни напролет пролеживал в своем кресле, водрузив ноги на стол, лениво размышляя, что бы такое заказать на обед.

К утру шестого дня случилось непредвиденное. Птибурдук как обычно толкал речь, на этот раз о плюрализме мнений. Сквозь дремоту Андрюха услышал знакомое слово, и неожиданно в нем пробудилась совесть. По условиям договора, он должен был время от времени дискутировать с Птибурдуком, но, занятый всецело сном и обжорством, не удосужился до сих пор этого сделать.

«Бедняга, — подумал растроганный Волына, — он так старается для меня, а я — свинья неблагодарная! Ведь он небось жить не может без дискуссий!»

— Эй, — окликнул он Птибурдука, — я не согласен!

Собственно, Волына сам не знал, с чем он не согласен, поскольку речь не слушал, но решил сделать приятное кормильцу.

— Что? — нахмурился Птибурдук, поперхнувшись фразой. — Что ты сказал, смертный?!

— Не согласен! — повторил Волына, героически борясь со сном.

— Почему!!!

— Не согласен, и все, — пробубнил Андрюха, клюя носом.