Последняя надежда

– Мгм, – согласилась.

У медсестры под напряженным взглядом Догилева тряслись руки, однако она попала мне в вену с первого раза. Под таким же пристальным взглядом вколола мне лекарство внутримышечно. Я бы покраснела, если бы могла. К счастью, я так устала, что мне было уже все равно. Едва за медсестрой закрылась дверь, как мои глаза закрылись. Уже проваливаясь в темноту, почувствовала рядом с собой терпкий мужской запах.

– Спи, – скорее почувствовала, чем услышала шепот, и погрузилась в сон.

Утром проснулась рано, за окном было еще темно. В голове немного шумело, но я списала это на то, что на моей голове тугая повязка. Привычно осмотрелась в полумраке палаты. В кресле-качалке, где раньше сидела Лика, посапывал Виталик. Светлая трехдневная щетина выбивалась из привычного образа, но и в таком виде он был удивительно хорош собой. Сморгнула набежавшие непонятно отчего слезы.

Сидит тут, красивый такой, а у меня голова замотана. И страшная я вся. И вообще, образина по жизни. Шмыгнула носом и тут же скривилась от боли в затылке. Блин, даже нормально всплакнуть не получается.

– Надь, ты чего? – Догилев проснулся и быстро перебрался ближе к кровати.

Ну вот, еще и человека разбудила. Новая порция слез хлынула из глаз.

– Так, я сейчас позову кого-нибудь. – Виталик метнулся к двери, но я его задержала.

– Нет, стой. – Еле выговорила, но он послушно остановился. – Это я так. Видимо последствия сотрясения. – Решила списать все туда.

– Точно не больно? – Опасливо спросил он.

Хотела помотать головой, но вовремя вспомнила, что делать этого нельзя.

– Нет.

Он осторожно отошел от двери, сел в кресло и уставился на меня, как удав на… удавиху. Я попыталась собрать в мозги в кучу (в моем случае чуть ли не в буквальном смысле) и задалась одним важным вопросом.

– Почему ты спишь здесь… в кресле?

– Потому что кровать для меня забыли поставить. А на том исчадии, на котором ночевал вчера, я лежать больше не согласен. – После недолгого молчания ответил он.

– Тогда почему ты домой не уехал? – Я попыталась нахмуриться, но из-за повязки ничего не вышло.

Виталик укоризненно на меня посмотрел и помолчал. Ясно. Догадайся, мол, сама.

– Сейчас обход будет. – Догилев демонстративно посмотрел на часы.

Мне тут же стало интересно, сколько сейчас времени, но часов я нигде не увидела. Если только у сидящего передо мной мужчины отобрать.

Минут через десять в палату вошел вчерашний доктор, который держал большую папку. Все так же посветил мне в глаза фонариком, поспрашивал всякие глупости, навроде моего имени и даты рождения. Затем, еще раз осмотрев меня, заявил, что сейчас меня покормят, затем перебинтуют голову, и после этого со мной хочет побеседовать человек в погонах.

Кормили меня куриным бульоном, так как все остальное через трубочку было проблематично употреблять. Догилев заботливо держал трубочку у моего рта и не говорил ни слова. Потом мою голову перевязывали, для чего меня приподняли на «умной кровати».

– Вот так. Сейчас повязку сменим, и все хорошо будет. – Причитала медсестра в возрасте, пока доктор осматривал результат. – Эх, жаль, такие волосы пришлось отрезать…

Я тут же смутилась. Помимо страшной морды лица, еще и волосы обкорнали. Пугало огородное.

Пока забинтовали, пока вкололи все лекарства, я так устала, как будто два дня без перерыва копала картошку. И потолок еще несколько минут вертелся во все стороны, не смотря на то, что я лежала и не двигалась.

– Надежда Ивановна, как вы себя чувствуете? Готовы встретиться со следователем? – Спросил доктор обеспокоенно. – Может быть, вам позже с ним поговорить?

– Нет-нет. – Запротестовала. – Со мной все хорошо.

Мужчина лишь вздохнул, покосился на стоящего в стороне Догилева и выглянул за дверь. В палату вошли двое мужчин, и одного из них я знала очень хорошо.

– Евгений Лаврентьевич. – Обрадовалась.

– Ох, Надька-Надька. Я тебе уже сколько лет твержу, чтобы ты меня дядей Женей величала. Не слушаешься никак. Вон чего учудила, в больнице лежишь…

– Я случайно. – Попыталась оправдаться.

– Я это от вас с дочкой уже десять лет слышу. – Пожурил он меня. – Ладно, опустим лирику. – Дядя Женя посерьезнел. – Вот этот гражданин, главный следователь области, хочет с тобой побеседовать.

Я согласно опустила ресницы.

– Гражданка Паркунова Надежда Ивановна? – Голос мужчины был слишком громким и резким, я невольно поморщилась.

– Да.

– Так, – он заглянул в бумаги. – Вы проходите потерпевшей в деле о покушении на убийство.

– Да? – Теперь уже удивилась. Если бы хотели убить, то одним ударом дело бы не обошлось.

– Вы помните, кто на вас напал? – Мужчина острым взглядом впился в мое лицо.

– Она не помнит. – Встрял Виталий.

– Господин Догилев, гражданка должна сама отвечать на вопросы. – Предупредил представитель власти и вновь повернулся ко мне. – Может быть, у вас есть предположения, кто это сделал? К примеру, бывшая ревнивая подружка вашего молодого человека? Или недовольный оценкой ученик?

– Что вы? – Возмутилась я. – У меня все ученики замечательные.

– Хмм, – следователь вновь уткнулся в бумаги.