Насколько писатель помнил, в Норт-Энде так не ели. Еда в «Vicino di Napoli» считалась празднеством. Люди собирались не столько набить желудки, сколько пообщаться, насладиться самой атмосферой ресторана. И в «Мао» никто не торопился поскорее перенести содержимое тарелок себе в брюхо. Люди заказывали разные блюда и пробовали друг у друга. Никому и в голову не пришло бы остервенело защищать свою тарелку. А ведь две эти старые задницы оберегали свои пиццы! Они не ели: они жадно хватали, как голодные псы. Дэнни знал, что они подберут все (а то и тарелки вылижут).
— Что-то «Ред сокс» сегодня вяло играют, — сказал Грег.
Но повар был поглощен приготовлением кальмара и не слушал радиорепортаж.
— Дэниелу нравится, когда много петрушки, — говорил он Лоретте.
В этот момент в кухню вернулась Селест.
— Этим старым задницам приспичило узнать, что за «секретик» ты добавляешь в тесто для пиццы, — сказала она повару.
— А ты сама не догадалась? Мед, вот что, — ответил ей Тони Эйнджел.
— Мне бы в жизни не догадаться, — призналась официантка. — Действительно «секретик».
Писатель Дэнни Эйнджел вдруг вспомнил, где люди ели как звери (как эти две пожилые толстые тетки, поглощавшие свои пиццы). Так ели лесорубы, сплавщики и рабочие лесопилок. Мальчишкой он это видел, и не только в отцовской столовой в Извилистом. Подобных «трапез» он насмотрелся в передвижных ваниганах, куда вместе с отцом выезжал кормить сплавщиков и лесорубов. Те всегда ели молча; бывало, даже Кетчум за весь обед не произносил ни слова. Но насколько он помнил, среди лесорубов и сплавщиков никогда не было женщин.
Размышления Дэнни были прерваны Лореттой.
— Сюрприз, — объявила она, ставя перед писателем блюдо из кальмара.
— Я так и думал, что отец приготовит кальмара.
— Скажу твоему отцу, что сюрприз получился лишь наполовину.
Мэй первой расправилась со своей пиццей. Теперь у Крошки были все основания зорко следить за давней подругой.
— Смотрю, тебе не больно нравится твоя пицца, — забросила крючок Мэй.
— Очень даже нравится, — прочавкала Крошка и тут же подхватила с тарелки последний кусочек.
Мэй взглянула на писателя.
— А ему, похоже, что-то вкусненькое принесли. Выглядит аппетитно.
Крошка буркнула в ответ, дожевывая остатки пиццы.
— Что, пицца почти как у Стряпуна? — спросила Мэй.
— Не мели чушь, — ответила Крошка, вытирая рот. — Такую пиццу, как у Стряпуна, я больше нигде не ела.
— Я сказала «почти».
— Может, похожа. Но не та.
— Надеюсь, леди, вы оставили место для десерта? — спросила подошедшая к ним Селест. — Вижу, пицца пришлась вам по вкусу.
— Вы спросили у повара про «секретик»? — напомнила ей Мэй.
— Спросила. Вы ни за что не догадаетесь, — сказала Селест.
— А вдруг догадаюсь? Мед, наверное? — спросила Крошка, и они с Мэй дружно захихикали.
Но их смешки быстро стихли. Официантка как-то странно на них смотрела. (В жизни мало что могло лишить Селест дара речи, но сейчас она онемела.)
— Что молчите? Это мед, да? — торжествующе спросила Мэй.
— Надо же! Повар так и сказал: он добавляет в тесто немного меду, — призналась Селест.
— А теперь вы нам еще скажете, что повар у вас хромой, — давясь от смеха, заявила ей Крошка.
Теперь они обе давились от смеха и вряд ли заметили, насколько красноречивым было лицо Селест. (В эту минуту официантка могла бы сказать им: «Да, повар у нас хромой. Хромает, и еще как», но из-за своего гоготанья они бы ничего не услышали.)
Однако прежде чем две старые задницы зашлись в смехе, Дэнни подслушал обрывки их разговора с Селест. Официантка что-то говорила насчет добавления меда в тесто для пиццы. Потом одна из этих толстых клуш спросила о хромоте повара. Дэнни очень болезненно относился к вопросам об отцовской хромоте. Он помнил, как шантрапа из Западного Даммера дразнила его в школе «сыном хромоножки» и доводила идиотскими шуточками. Только почему Селест так ошеломил разговор с этими глупыми старухами?
— Так вам принести пирог и черничный коктейль? — спросила их Селест.
— А все-таки повар у вас хромой? — гнула свое Мэй.
— Хромает немного.
Через мгновение Селест сама удивилась: зачем она сказала им об этом? Но было поздно, и слова назад не запихнешь.
— Вы нас за дур держите? — спросила ее Крошка.
Слова толстухи задели Селест. Она умела разговаривать с посетителями такого сорта, но сейчас почему-то испугалась. Что-то пошло совсем не в ту сторону, но что именно и почему? Этого официантка не знала. Не знал и Дэнни, однако писателю тоже вдруг стало не по себе.
— Ну хромает наш повар. И добавляет меду в пиццу. Не все ли вам равно? — попробовала дать задний ход Селест.
— Нам, может, очень даже не все равно, — заявила ей Мэй.
— Он у вас щупленький? — спросила Крошка.
— И звать вашего повара как? — продолжила допрос Мэй.
— Наш повар… да, он худощавый, — осторожно выбирая слова, ответила Селест. — А зовут его Тони.
— А-а, — разочарованно протянула Крошка.
— Тони, — качая головой, повторила Мэй.
— Принесите нам один пирог и один коктейль, — сказала официантке Крошка.
— Как-нибудь разделим, — добавила Мэй.