Последняя ночь на Извилистой реке

В мире массмедиа реальная жизнь автора всегда была важнее его фантазий, и потому те части романа, которые казались основанными на личном опыте, вызывали больший интерес (у читателей, кстати, тоже), чем придуманные автором в процессе создания романа. И такова судьба любого литературного произведения. Разве описание событий, действительно случившихся с автором или людьми, которых он близко знал, не ощущается более правдивым, точным и ярким, чем плод писательского воображения? (Спорить с этим устоявшимся убеждением было очень трудно. Когда Дэнни пытался отстаивать право писателя на творческую фантазию, когда говорил, что по-настоящему талантливое произведение должно быть придумано, а не списано с жизни, — его слова воспринимались как ниспровержение основ литературы. А он всего-навсего пытался объяснить, что у реальной жизни и у литературы свои законы. С точки зрения литературы, события реальной жизни зачастую лишены целостности, если просто списать их с натуры, такой роман будет крайне скучным и неубедительным.)

Но кем были те, кто слушал Дэнни Эйнджела или иного писателя, защищавшего право художественной литературы на вымысел? Студенты творческих факультетов, пробующие себя в литературе? Женщины определенного возраста, собиравшиеся в книжных клубах и составлявшие большинство аудитории этих клубов? Кто еще был более заинтересован в литературных фантазиях, чем в так называемой реальной жизни? Очевидно, что не журналисты, бравшие интервью у Дэнни Эйнджела. У этих первый вопрос всегда был о том, на каких «реальных» событиях основан сюжет того или иного романа. Был ли главный герой списан с реально существующего человека? И конечно же, эту публику интересовали ключевые события (то есть самые катастрофические, разрушительные): произошли ли они в жизни тех, с кем автор знаком или был знаком?

И опять-таки, чего еще ожидал Дэнни? Не сам ли он спровоцировал такие вопросы? Взять хотя бы его последний роман «Ребенок на дороге». Неужели он думал, что СМИ отнесутся к этому роману по-иному? Писать свой седьмой роман Дэнни начал еще в Вермонте. К марту восемьдесят седьмого года рукопись была почти готова. В конце марта того же года Джо погиб. Это случилось в Колорадо, и не в сезон распутицы. («Да это был почти уже сезон распутицы», — говорил потом Кетчум.)

Это был последний год учебы Джо в Боулдере. Парню совсем недавно исполнилось двадцать два. Ирония заключалась в том, что «Ребенок на дороге» был о гибели единственного любимого ребенка. Но в почти написанном романе ребенок погиб двухлетним, выбежав на проезжую часть в одном подгузнике. Это было описание событий, которые могли бы случиться в Айова-Сити с двухлетним Джо, если б вместо белого фургона ехала другая машина. Роман был о том, как смерть ребенка повлияла на дальнейшую жизнь его родителей (повар и Кетчум сразу узнали в их описании черты характера Дэнни и Кэти), каждый из которых пошел своей, но одинаково несчастливой дорогой.

После гибели Джо роман не мог не претерпеть изменений. Более года Дэнни Эйнджел вообще ничего не писал. Не то чтобы ему было тяжело писать, тяжело было воображать разворачивающиеся действия. (Так Дэнни говорил потом своему другу Армандо де Симоне.) Стоило ему попытаться что-то представить — он видел только то, как погиб Джо. Писатель без конца вертел в мозгу мелкие, второстепенные события, мысленно выстраивал их в том направлении, где ход судьбы изменялся и Джо оставался в живых. (Если бы Джо не сделал того-то и того-то… если бы они с отцом были тогда рядом, а не в Торонто… если бы вместо Уинтер-парка Дэнни купил или снял дом в Боулдере… если бы Джо не умел кататься на лыжах… если бы они вняли совету Кетчума и не поселились в Вермонте… если бы снежная лавина перекрыла дорогу на участке перевала Бертуд… если бы Джо не был совершенно трезвым, а был бы вдрызг пьян и не сел бы за руль… если бы с ним ехал какой-нибудь парень, а не та девчонка… если бы Джо не влюбился в нее…) Казалось, воображение Дэнни могло нарисовать ему все.

А чего оно не могло? Дэнни думал и об этом, не прекращая терзать себя. Он не мог вернуть Джо к жизни. Он мог изменить сюжет романа, но не жизнь.

Год спустя Дэнни Эйнджел наконец-то смог перечитать незаконченную рукопись «Ребенка на дороге». Гибель двухлетнего малыша, с которой начинался роман, не говоря уже о последующих страданиях его родителей, показалась Дэнни слишком простым сюжетным ходом. За динамичным началом следовал довольно вялый рассказ о жизненных перипетиях двух взрослых людей. Сюжет, который тогда нравился писателю, теперь выглядел неубедительно. Куда драматичнее, если ребенок избегнет гибели в младенчестве, вырастет — и все лишь затем, чтобы погибнуть в самом начале взрослой жизни. История станет более жестокой, душераздирающей. Но разве при этом она не станет лучше, чем прежний вариант? Вывод был очевиден. Дэнни полностью переписал «Ребенка на дороге». Это заняло еще почти шесть лет.