Последняя ночь на Извилистой реке

Канадские друзья писателя (даже те из них, что были весьма радикальными антиамериканистами) находили эту «политику на холодильнике» пустым подростковым занятием. (И напрасной тратой скотча.) В год публикации романа «Ночью, когда ресторан закрыт» у Дэнни появилась привычка слушать одну американскую радиостанцию, передававшую патриотические кантри-песенки. Вероятно, станция была недостаточно мощной, ибо поймать ее удавалось лишь поздно вечером. Дэнни казалось, что лучше всего эта станция слышна, когда над озером Онтарио дул южный ветер[235].

Зачем он слушал эти песенки? Чтобы злиться на свою бывшую родину? Нет, вовсе не для того. Дэнни очень хотелось услышать мнение Кетчума по поводу этих дурацких песен. Писателю страстно хотелось услышать слова старого сплавщика:

— Я объясню тебе, чем плох дремуче тупой патриотизм — он обманчив! Там нет ничего, кроме старой сказки: американцам нужно победить.

Разве Кетчум не сказал бы чего-нибудь подобного?

А сейчас, когда война в Ираке длилась уже два года, разве не пришел бы Кетчум в ярость от тупости большинства американских граждан и их неспособности увидеть в иракской войне очередное средство отвлечения? Отвлечения от чего? Конечно же, от войны с терроризмом, которую в 2001 году с такой помпой провозгласил президент Буш. И что, многих террористов он успел выследить и наказать?

Американские усилия давали обратный эффект. Спецслужбы ни на шаг не продвинулись к обнаружению и уничтожению террористической организации «Аль-Каеда».

— Пусть лучше выслеживают и уничтожают боевиков из Хамаса и Хезболлы, пока еще есть возможность! — гремел Кетчум, когда Дэнни звонил ему вскоре после поездки на Извилистую.

Но зачем вообще американцы сунулись в Ирак? Саддамовский Ирак был светской тиранией. Понимало ли большинство американцев эту разницу? Пока американцы не влезли в Ирак, никакой «Аль-Каеды» там не было. (От политических рассуждений у Дэнни голова начинала идти кругом. В таких вопросах он все-таки не обладал уверенностью Кетчума. К тому же у него просто не было времени читать столько, сколько читал старый сплавщик.)

А что бы сказал сердитый старый сплавщик из округа Коос, когда в мае 2003 года Соединенные Штаты объявили об окончании «главных боевых действий» в Ираке? Менее чем через два месяца после начала войны? Это давало богатейшую пищу для размышлений.

Возможно, вопросы к Кетчуму, оккупировавшие стенки и дверцу холодильника, и были напоминанием о глупостях войны. Писатель иногда спохватывался и спрашивал себя: зачем он продолжает это делать? Глупость иракской войны и так сверхочевидна. А прилепленные листки действовали на Дэнни угнетающе.

В мае 2003 года американский госсекретарь Колин Пауэлл[236] и британский министр Тони Блэр[237] сделали весьма похожие заявления. Они заявили, что данные разведки об иракском оружии массового поражения не были ни преувеличенными, ни искаженными и не служили средством оправдания для вторжения в Ирак. Дэнни так и видел перед собой усмехающегося Кетчума и слышал его слова:

— Отлично, ребята. А теперь покажите мне найденное оружие!

Иногда Дэнни зачитывал вопросы, адресованные Кетчуму, его псу Герою. («Даже этому псу хватило бы мозгов допереть, куда направлена их война!» — сказал бы Кетчум.)

В наступающий сезон распутицы Дэниелу Бачагалупо исполнится шестьдесят три. Он потерял единственного сына, а затем и отца. Он жил один, не говоря уже о том, что он был писателем. Естественно, Дэнни разговаривал с псом.

Героя не слишком удивляло эксцентричное поведение Дэнни. С «уокеровским кунхаундом» и раньше разговаривали. И потом, это выдерживать легче, чем когда тебя треплет медведь.

Никто не знал, сколько Герою лет. Кетчум весьма туманно высказывался о возрасте этого «замечательного животного» — потомка нескольких других Героев, живших с Кетчумом эти тридцать с лишним лет. На морде пса прибавилось седых волосков (пятнистая шкура их скрывала). Хромота Героя свидетельствовала не только о его почтенном возрасте, а и о поврежденном суставе. Раны от медвежьих когтей давным-давно зарубцевались, но покалеченный сустав остался памятью на всю собачью жизнь. Ухо, наполовину откусанное медведем, тоже зажило, но шерсть на черном шраме не росла.

Самым шокирующим для тех, кто встречался с Героем впервые, было отсутствие у старого пса одного века (как раз на противоположной стороне от изуродованного уха). Века он лишился в последней схватке с немецкой овчаркой Нормы Шесть. Битва произошла в собачьем загоне. Герой одержал победу. Норме Шесть пришлось усыпить своего кобеля. Она не сердилась на Героя и говорила, что оба пса всегда искренне ненавидели друг друга.

Для писателя этот потрепанный жизнью, изуродованный гончак служил живой копией округа Коос, где смертельная ненависть не являлась редкостью и никто не пытался ее пресекать. (Впрочем, в других уголках мира творилось то же самое — достаточно было взглянуть на холодильник, густо покрытый бумажными чешуйками.)