Последняя ночь у Извилистой реки

Кожа Юн была молочно-белого цвета. Свои черные волосы она стригла коротко, и челка, нависая над ее темно-карими глазами, делала кореянку похожей на беспризорного ребенка. Юн была одного возраста с Дэнни. Она не желала жить с мужем, навязанным ей родительским выбором, но ее попытки развестись с ним без «корейской канители» с бракоразводным процессом давали хороший материал для творчества. Тонкостей этого дела, которые она пыталась объяснить Дэнни, он не понимал, как, впрочем, не слишком понимал и сюжет ее романа, напоминавший лабиринт.

Он не знал, верить ли ее настоящей истории или роману. Когда Дэнни впервые встретил кореянку и прочитал начальные главы ее произведения, ни писательница Юн, ни женщина Юн не вызвали у него доверия. Однако она понравилась Дэнни с первого взгляда, и нарастающий интерес к Юн заглушил у писателя неуместные фантазии насчет подруги его отца и ее облегающих пижам.

— Что ж, если у нас есть китайская медсестра, две японские няньки, почему бы не быть и корейской писательнице? — риторически заметил повар, когда Дэнни познакомил его с Юн.

Но ведь все они что-то скрывали. В первую очередь сам повар и его сын — они ведь до сих пор оставались беглецами. У Тони сложилась ощущение, что и китаянка чего-то недоговаривает. Что касалось корейской писательницы, у нее и в романе, и в жизни отсутствовала ясность. Дэнни понимал: она намеренно запутывает сюжет и там, и там.

Пожалуй, только у сестер-японок не было «задней стенки». Они по-настоящему любили Джо и так же по-настоящему, без намеков на флирт, восхищались поваром. Пожалуй, сдержаннее всего они относились к Дэнни, которого видели меньше, чем Джо и Тони.

Нельзя сказать, чтобы заботливое отношение И Ин к Джо было наигранным. Китаянка вела себя с ним очень искренне. Сложность вызывали ее отношения с поваром, причем для них обоих. Возможно, при других обстоятельствах И Ин не потерпела бы его периодических измен с заезжими писательницами, которых повар встречал на вечеринках в Писательской мастерской. Но у нее не было никаких прав на этого человека, зато была цель, к которой она давно и упорно шла. И китаянка принимала повара таким, какой он есть. И Ин нравилось заботиться о мальчике, ровеснике ее дочери, которую она знала лишь по фотографиям. Возможно, жизнь в чисто мужской семье была для нее неким богемным приключением. Сейчас она относительно свободна, а когда к ней переедут дочь и родители, места для приключений уже не останется.

Кое-кто из молодых врачей Больницы милосердия пытался лезть в ее личную жизнь и спрашивал, замужем ли она или просто живет с каким-нибудь мужчиной. Ее ответ заставал их врасплох.

— Я живу с писателем Дэнни Эйнджелом, — говорила китаянка.

Такой ответ был испытанным способом прекратить дальнейшие расспросы. Своим немногим друзьям она поясняла:

— В общем-то, я встречаюсь с отцом Дэнни. Он повар из ресторана «Мао», но не китаец.

На какой-то вечеринке Дэнни попался врач из Больницы милосердия, и тот похвастался:

— А я знаю вашу подружку.

— Какую подружку?

(Разговор этот происходил еще до появления Юн, когда они жили в своем первом доме на Корт-стрит.)

— И Ин, китайскую медсестру.

— Она подруга моего отца, — быстро ответил писатель.

— А-а.

— Вот уж не ожидал от И Ин, — сказал он отцу, вернувшись с вечеринки. — Некоторые думают, что она живет со мной. Зачем она говорит такие вещи?

— Я ни о чем не расспрашиваю И Ин, а она ни о чем не расспрашивает меня, — ответил повар. — И потом, она потрясающе ладит с Джо.

Дэнни понял намек: тот же аргумент он приводил отцу в Патни, когда тот спросил о Фрэнки. Не был ли повар накануне своего пятидесятилетия более богемным, чем его сын-писатель (по крайней мере, пока в их доме не появилась Юн)?

И потом, разве им было тесно в том, втором доме? Комнат там хватало, так что каждый мог спать по отдельности. Юн заняла одну из комнат, где писала и где держала свои вещи. Для женщины старше тридцати, у которой не было детей и которая проходила через немыслимую корейскую бракоразводную процедуру (во всяком случае, в ее романе эта процедура представала «немыслимой»), она обходилась на удивление малым количеством вещей. Может, в Сеуле остался не только ее жуткий муж, но и все ее вещи?

— Я — просто студентка, — сказала она Дэнни. — Это так здорово — снова стать студенткой. Зачем мне вещи? Мне достаточно свободы.

Разумный ответ. Только вот правдивый ли?

Осенью семьдесят третьего года Джо пошел в третий класс. Повар держал на заднем крыльце ящик с яблоками. Крыльцо выходило к узкому переулку, куда выходили также задворки всех домов, тянущихся по этой стороне Корт-стрит. Обычная боковая дорога, нужная лишь для вывоза мусора. Машины здесь ездили крайне редко и всегда на малой скорости. Зато окрестная ребятня обожала гонять по переулку на велосипедах. Песчано-гравийное покрытие позволяло упражняться в прыжках и прочих велосипедных пируэтах. Один из пируэтов закончился для Джо неудачно, и китайская медсестра потом промывала и перевязывала ему коленку.