Читаем Последняя ночь у Извилистой реки полностью

Вечера у повара были рабочим временем, а у И Ин — временем дежурств. С Джо оставался либо Дэнни, либо одна из сестер-близняшек. Родители Сао и Каори приехали из Иокогамы, но девочки родились уже в Сан-Франциско. Как-то вечером повар привел их из «Мао». Дэнни уже спал, отец разбудил его, чтобы познакомить с няньками для Джо. Дэнни устал за день и не сразу сообразил, зачем его разбудили. А повар повел японок в комнату Джо и показал им спящего внука.

— Этот ребенок — просто ангел. С ним у вас хлопот не будет, — заверил близняшек повар.

Дэнни предлагал поискать нянек среди своих студентов, однако повару такая идея не понравилась. Эти студенты — народ пишущий, следовательно, головы их будут заняты не ребенком, а сюжетами и фантазиями. Как будто сын не знает, что молодые писатели живут преимущественно в воображаемом мире? (Тони Эйнджел не доверял воображению, и Дэнни это знал.) И потом, многие из студентов-писателей учились на выпускном курсе, мало того, они были старше обычных студентов выпускных курсов.

— Они уже не в том возрасте, чтобы умело присматривать за чужими детьми, — заявил сыну повар.

О такой теории Дэнни слышал от отца впервые и спрашивать, откуда он ее вывел, не собирался. Сао и Каори понравились писателю, хотя он так и не научился различать, кто из них кто. (Джо через некоторое время научился.)

Мысленно Дэнни называл сестер-близняшек Иокогамами, словно это была их фамилия. Девушки учились на втором или третьем курсе университета и подрабатывали официантками в «Мао». Получалось, что Айова-Сити имела азиатский оттенок сразу для отца, сына и внука. Между собой сестры говорили по-японски. Джо это нравилось, а Дэнни — не слишком. Сестры попеременно присматривали за мальчиком и работали в ресторане.

Поначалу Иокогамы довольно уважительно относились к И Ин. Правда, в доме Дэнни они встречались нечасто, поскольку когда они туда приходили, китаянка почти всегда была на дежурстве в Больнице милосердия. Гораздо чаще они встречались в ресторане, куда И Ин заезжала перекусить по пути на работу. Дневным сменам она предпочитала ночные дежурства.

В один из вечеров, когда обязанности метрдотеля исполнял Сяо Ди, он по ошибке принял И Ин за одну из сестер.

— Нельзя опаздывать! — отчитал он китаянку.

— Я у вас не работаю, а пришла поесть. У меня заказан столик, — сказала она младшему брату.

— А, черт! Теперь вижу. Вы — нянька Тони.

— Тони еще достаточно молод, чтобы ему требовалась нянька, — ответила И Ин.

Тони пытался было оправдать Сяо Ди в глазах китаянки.

— Пойми, он отличный водитель, но метрдотель из него дерьмовый.

Однако случившееся неприятно задело И Ин.

— Мало того что американцы принимают меня за вьетнамку, так этот шанхайский клоун из Куинса меня еще и за официантку принял! — раздраженно заявила она Тони.

К сожалению, одна из сестер услышала эти слова.

— А чем плохо быть официанткой? — спросила у медсестры Сао (или Каори).

В Айова-Сити сестер тоже принимали за вьетнамских «невест войны». Сао (а возможно, Каори) рассказывала Дэнни, что в Сан-Франциско люди способны отличить японку от вьетнамки, а здесь, на Среднем Западе, всех выходцев из Азии сваливают в одну кучу. Дэнни было стыдно за соотечественников, но ведь и он тоже так и не научился различать, кто Сао, а кто Каори.

После того как слово «официантка» прозвучало в устах И Ин пренебрежительным эпитетом, Иокогамы стали относиться к китаянке более официально, чем прежде. Чувствовалось, она упала в их глазах.

— Мы все — одна счастливая семья, — говорил впоследствии Дэнни своей студентке Юн, пытаясь объяснить странное сообщество, обитающее в их доме.

Писательница Юн приехала из Сеула, и это произошло на второй год работы Дэнни в Писательской мастерской. Она была старше многих его студентов, находясь по возрасту ближе к ветеранам Вьетнамской войны. (Были среди студентов Дэнни и такие.) Несколько студенток-писательниц прервали обучение: одни, чтобы выйти замуж, другие — чтобы родить детей, а третьи — из-за развода. Студенты постарше имели несомненное преимущество перед теми, кто поступил в Писательскую мастерскую сразу после колледжа, — им было о чем писать.

Жизнь дала Юн достаточно материала. Она была невольницей брака, заключенного в Сеуле по договоренности между ее родителями и родителями мужа. Их «поженили», когда они были еще детьми. «Родители вроде как договорились» — так писала она в романе, над которым работала.

Дэнни очень не понравилось выражение «вроде как».

— Что значит «вроде как»? — выговаривал он своей студентке. — Если ты вышла замуж, значит родители договорились по-настоящему, а не «вроде как».

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза