Последняя обитель. Крым, 1920—1921 годы

Однако начиналось это с неустанных призывов к развязыванию братоубийственной гражданской войны, объявления красного террора, выработки концепции о разделении людей на враждующие лагеря, с ленинских указаний о безжалостном истреблении эксплуататорского класса. Именно у Ленина продолжатель его дела Сталин почерпнул науку и практику умерщвления всех «бывших людей», заложников и военнопленных, всех тех, кто, по мнению правящей власти, представлял малейшую опасность для нового строя.

Сталин был лишь старательным и последовательным учеником Ленина, проявившим незаурядные способности перехватывать его основные цели и методы террора. Немецкие фашисты многие способы борьбы с народом позаимствовали у большевиков. Различие состоит лишь в том, что фашисты, исповедуя нацистскую идеологию, уничтожали в основном славянские народы, а большевики, исповедуя коммунистическую идеологию, убивали своих граждан. Современные коммунистические лидеры соглашаются с тем, что в СССР были только сталинские репрессии. При этом они выгораживают главного основоположника невиданных преступлений — Ленина, пытаясь сохранить коммунистическую идеологию.

В ноябре-декабре 1920 г. и в 1921 г. в Крыму было расстреляно множество беженцев. В основном это были представители интеллектуального труда, которые в период революций и гражданской войны оказались отторгнутыми от общественно полезной деятельности, т.е. изгоями, лишенными доверия. Это бывшие чиновники центральных и губернских учреждений, служащие банков, предприятий, общественных организаций, преподаватели университетов, предприниматели, пенсионеры, лишившиеся своих пенсий, и другие категории. Они под воздействием тревожных слухов, паники, страха, непомерной жестокости новой власти, испытывая на каждом шагу враждебное к себе отношение «гегемона», спасаясь от войны, холода и голода, покинули свои дома и уехали на юг — неизвестно куда, неизвестно зачем, но с призрачной надеждой обрести, наконец, безопасность. Им казалось, что здесь легче, чем в центральной России, прокормиться и найти хоть какое-то пристанище. Это грандиозное переселение, заполнившее до отказа города и поселки Крыма, проходило, видимо, в несколько этапов. Первая волна миграции произошла после февральской революции, когда резко наметился развал государственности и Временное правительство оказалось неспособным изменить ситуацию в лучшую сторону. Вторая волна последовала после октябрьского переворота, когда до основания были разрушены вековые устои государственного и общественного строя России и с нарастающими темпами повсюду воцарился хаос. Третья волна миграции произошла в период гражданской войны.

Многие очевидцы описывают, что вся эта неуправляемая, во много крат перенаселяющая города масса людей была брошена на произвол судьбы и оказалась беззащитной в сложных условиях быта. Необычайных размеров достигла спекуляция, процветало хищение и насилие. Появились вооруженные банды и грабители. Стоимость продуктов питания многократно возросла. Средствами платежа все чаще становились инвалюта и золото. В летний период благоприятная природа Крыма заботилась о тех, кто не имел жилья, но поздней осенью и зимой от холода, сырости и ветра им не было спасения. С континента в Крым проник сыпняк и косил людей немилосердно. Безнадежность, отчаяние и уныние притуплялись безудержным разгулом и пьянством под мотивы раздирающих душу ресторанных романсов.

Значительная часть беженцев в ноябре 1920 г., перед вступлением войск Красной армии в города Крыма, выехала в Турцию вместе с эвакуирующейся Белой армией на французских кораблях и 137 кораблях Черноморской флотилии, среди которых было 2 линкора, 2 крейсера и 10 миноносцев. Но достаточно много людей, не желающих покидать родину, осталось в Крыму из-за исконно русской беспечности: пусть будет, что будет.

Чекисты путем поголовной регистрации беженцев позже выявили их и на анкетах перед расстрелом писали: «Убежал от красных из Москвы. Расстрелять»; «Убежал из Пензы. Расстрелять»; «Убежал из Самары. Расстрелять»; «Убежал из Киева. Расстрелять». Кажется, нет ни одной губернии России, которая не фиксировалась бы чекистами в анкетах в связи с расстрелом этих невиновных людей. Для большевиков сам факт выезда с постоянного места жительства уже являлся преступлением, за что следовало одинаковое для всех наказание — расстрел.