Все, но только не это.
– Я же не виновата в том, что от меня потребовали двадцать пять тысяч за то, чтобы материалы на тебя прямым курсом не переправили в прокуратуру, – продолжала Наташа убийственно спокойным голосом. Только на виске ее трепетала голубоватая жилка. – Мне дали месяц и сказали, что ни при каких условиях не следует рассказывать тебе ничего. Но теперь… теперь выхода нет. Ты узнал слишком много, узнай и еще чуть-чуть.
Свиридов схватился рукой за горло, медленно опустился на кровать и тихо спросил:
– Кто этот козел?..
Михаил Иванович сидел на кухне и, горестно вжав массивную голову в плечи, механически скармливал коту ветчину, на которую дома, в Караганде, он не посмел бы и взглянуть из-за цен на этот продукт. Приехал, называется, в гости. Ну и семейка! Зятек все время за пистолет хватается, как в сериале про «Ментов», того и гляди, кого-нибудь пришьет. Бандитический хлопец, хотя и свой мужик. Дочка и вовсе оказалась проституткой. Кот – обжора и наглец. Да и сам он, Михал Иваныч, если судить здраво, – пьяница и раздолбай. Один Димка, внук, еще ничем не запятнал свою репутацию. И то лишь по малолетству.
Семейка!
Из спальни вдруг грохнул взрыв матерных ругательств, послышался глухой хлопок разбитого стекла, и Михал Иваныча как ветром сдернуло со стула. Со скоростью необычной для его габаритов и возраста Буркин домчался до двери спальни, едва разминувшись с испуганно выглянувшей из детской комнаты нянечкой Димы, и, задыхаясь, вломился к Наташе и Свиридову с определенной целью предотвратить членовредительство и смертоубийство.
И увидел совершенно неожиданную для себя картину.
На кровати, задыхаясь от душившего ее истерического хохота, валялась Наташа и царапала ногтями подушку. У стены сидел Свиридов. Да как сидел! Судя по всему, на него упала репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом бору», и теперь он на правах одного из обозначенных на картине мишек просовывал свою голову сквозь дыру в полотне и растерянно хлопал ресницами.
У его ног валялись осколки разбитого цветочного горшка.
Михал Иваныч замер на пороге, тяжело дыша. Нет, тут все еще хуже, чем он думал. Они сошли с ума. Точно.
– Воло… Во-ло-дя! – корчась в истерическом смеховом припадке, выдавила Наташа. – Оно, конечно, Краснов мерзавец… Но зачем же картины портить?..
Михал Иваныч сел на пороге и, приложив руку ко лбу, завыл:
– Ой, е-о-о-о-о…
Свиридов снял с шеи импровизированное ярмо, то бишь картину Шишкина с испорченными мишками, и пробурчал:
– Ну и что – рукой взмахнул. Ничего смешного… Зацепил случайно.
Наташа приподнялась на кровати. Ее лицо стало серьезным. Понятно, что дикий смех был вызван только срывом натянутых нервов – разрядкой жуткого напряжения.
– Действительно – ничего смешного, – сказала она. – Особенно если учесть, что мне осталось чуть больше двух недель, чтобы вылезти из всего этого дерьма.
– Почему это – тебе? – жестко спросил Свиридов. – Не тебе… нам. Ты что, думаешь, я после того, что ты мне рассказала, буду сидеть и ждать, пока ты меня выкупишь или ко мне придут из прокуратуры?
– Вот я того и боюсь, что не будешь сидеть и ждать, – сказала Наташа. – Как же ты мог пойти на такое, а, Володенька?
Свиридов поднял на нее тяжелый взгляд, и она вспомнила его таким, каким он был в их самую первую ночь. И Наташе стало страшно.
– Кто ты? – выговорила она. – Ведь ты совершенно не тот, за кого себя выдаешь. Я давно подозревала, что ты скрываешь от меня свое прошлое.
– И настоящее – тоже, – отозвался Влад. Его лицо, искаженное было складками, разгладилось, и он, глубоко вздохнув, произнес: – Ну что ж, раз тебе так много известно, Натуля, я расскажу тебе все с самого начала. Все дело в том, что я никогда не служил в армии.
– Эк! – выговорил Михаил Иваныч, продолжавший сидеть на пороге, и сидел бы так еще невесть сколько, если бы Наташа не повернулась к нему и не сказала с раздражением:
– Папа, ты или туда, или сюда. И дверь прикрой. Тут не сказки для маленьких детей рассказывают, чтобы Димкина няня слушала.
– Сюда… – пробормотал Михал Иваныч. – И туда.
Но все-таки встал и дверь закрыл, а потом уселся с видом глубокой задумчивости на низкий пуфик и уткнулся лбом в сложенные лодочкой ладони.
– Значит, так, – медленно выговорил Влад, подходя к Наташе и садясь рядом с ней. – Ты меня это самое… прости. Я же ничего не знал. Правильно… Правильно ты говорила, что это я у тебя буду прощения просить. Только… только не…
– Не будешь? – с вызовом подхватила Наташа.
– Буду. Но не сейчас. Я тебе благодарен. Очень благодарен. Я в тебе не ошибался… когда подумал, что ты та, которая мне и нужна. Но только не время сейчас составлять идеальную пару и бороться за чистоту семейных отношений.
– Ты обещал рассказать, – напомнила Свиридова. – Рассказать правду о себе. Ты врал мне, когда говорил, что служил в армии, а потом вышел в отставку. Кто же ты на самом деле?