Последняя охота

Но ненадолго сбежал Влас: всего на месяц. За это время успел обокрасть вместе с кентами склад. Не думал, что на такой мелочи погорит по-крупному. И вскоре оказался вновь в кабинете Смирнова. Тот, помня недавнее, даже во время допросов не разрешал снимать наручники с Меченого.

Следствие по делу закончилось быстро. Суд приговорил Власа к десяти годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии особого режима.

Меченого повезли в Сибирь. В зоне, где его хотели поместить, свирепствовал туберкулез. Он уже унес жизни многих зэков, и администрация наотрез отказалась принимать новых осужденных. В Читинской области зона оказалась переполненной, и Власа увезли на Сахалин.

Он отбывал срок в зоне под Невельском. Тут не было воровского барака. Все зэки работали, делали бочки и ящики для рыбокомбината. Не слышали здесь о паханах. Бугром называли бригадира, тщедушного лысого Степановича. Тот со всеми был одинаков: задиристо, визгливо материл за оплошности молодых и старых, терпеливо объяснял новичкам, как сбивать тару для рыбы. У него было особое чутье даже на самые малые неувязки. Не терпел и не прощал лжи и лени. Никогда не интересовался прошлым людей, за что осуждены. Он жил днем сегодняшним и немножко смотрел в завтра. Своим положением бригадира никогда не кичился и работал наравне со всеми.

Влас, попав в эту зону, удивлялся: «Во, падлы, приморили в артель! Даже развлечений никаких, ничего для души: ни чифира, ни карт, ни сявок, ни пидеров — одни работяги. С ними с тоски сдохнешь. Возникли с «пахоты» на ужин, потом в барак и сразу на боковую валятся. Даже потарахтеть по душам не с кем. Хоть бы скентоваться с кем, но никто меня ни о чем не спрашивает. Меж собой почти не ботают. Вон трое за стол сели. А для чего? Письма домой пишут. Кому они там нужны? До воли как до луны — видишь, а дотянешь ли?»

Больше всего его угнетало то, что с Сахалина не сбежать. Даже если бы повезло удрать из зоны, с самого острова на материк не попасть. Нужны документы. А где их взять?

Эту зону в отличие от прежних не охраняли своры овчарок. А зачем? Кругом вода. Море, пролив и река, лишь с одной стороны хмурые обгоревшие сопки, на них не только человек, каждый бурундук виден. К реке не только зэки, охрана подойти не решается. С весны до осени полно медведей. Кому охота повстречаться с трехметровым таежным паханом? Он хоть из охранника, хоть из зэка шутя душу достанет.

А зимой и в голову никому не пришла бы мысль о побеге. Бараки с крышей заносило снегом. Чтобы пройти на работу или в столовую, копали в снегу траншеи. Зима здесь всегда отличалась диким холодом и частой пургой, но зэки не сетовали.

— Места тут заповедные. Медведя убивать запрещено. Всякой птицы множество. Да и мы не то что в других зонах на материке, с голоду не пухнем. Не бывает перебоев со жратвой, даже в самую сильную пургу кормят, — говорили меж собой.

— Один раз был перебой с хлебом. Пурга дороги перемела, но быстро их расчистили.

— Эй, мужики! А пробовал кто-нибудь слинять отсюда? — обрадовался Влас возможности поговорить с людьми.

— Ну как жа, не без ентово! Сыскался лихой. И когда колючую проволоку сорвало в пургу, он серед ночи попер на волю, — рассмеялся мужик едко. — А что проку с того? При нашей пурге, коль наружу выйдешь, себя лишь до пояса, а руки по локоть увидишь. Так и то лишь белым днем. Этого козла ветром как хватило, чуть в море не уволокла пурга. Там ему была б крышка. Здесь его помотало ветром вкруголя зоны и на вышку к часовому зашвырнуло. Тот беглец уже весь поморозился вдрызг, почти сосулькой сделался. Солдатику часовому как подарку обрадовался. Тот его в барак возвернул. С той поры никто мозги не морозил. Всем жить охота! — Он оглядел Власа насмешливо и добавил: — Тут бежать некуда! Конец света! На материк не пустят, а до Курил не доберешься. По пути издохнешь…

Влас медленно и трудно привыкал к зоне. Понемногу из коротких обрывочных разговоров узнавал о людях, кто за что сюда попал и на сколько лет. Фартовых здесь не было, хотя воры имелись, но с Власом у них отношения не клеились. Эти даже в бараке старались ничем не выделяться и не вспоминать о прошлом. Лишь через полтора года Меченый узнал о причине такого поведения. Когда зэкам дали выходной, воры позвали Власа наружу:

— Слышь, чудик, не гоношись здесь. Помни, на Сахалине, как и повсюду на Севере, воры — самые что ни на есть паскуды. Тут еще недавно не знали и не вешали замков на дверях. За воровство любого могут урыть. Секи про то. Это не туфта. Здесь всяк друг друга знает. И воровство, как и брехня, без разборки не останется. Многое могут забыть и простить, но не это. Стыздить и спиздеть считается последним делом, потому молчи, кем был. Тем более что тряс не государство, а людей, значит, ты хуже падлы, коль воровал заработанное мозолями. По всяким статьям сроки тянут, но воров не признают. Лишь фартовых. Они людей не трогали, потому «законников» оставляют на Колыме, чтоб на Сахалине в этой зоне воду не мутили. Кстати, они тоже не признают воровскую перхоть…

— Так я — «законник»!