Последняя Охотница на драконов

Он с силой потряс мою руку, распрощался, затарился в поджидавший его лимузин – и отбыл счастливым, уверенный, что проект был на мази.

Следующий господин желал развести меня на участие в выпуске коллекционных декоративных тарелок под общим девизом «Мир Охотника на драконов». Потом опять подошел представитель «Искристой Шипучки». На сей раз озвученная им цифра составляла аж сорок тысяч мула ежегодно.

Я объявила сразу всем представителям делового мира: мол, не заинтересована. Репортеры громко кричали из-за барьеров, требуя немедленного заявления для прессы. Спастись от них мне удалось только одним способом – нырнув назад в дом.

Гордон Ван Гордон деловито собирал пылесосом тонкий серый порошок, бывший некогда Брайаном Сполдингом.

– Я знаю, знаю, – сказал он в ответ на мое возмущение. – Я вставил в пылесос свежий мешок и собираюсь положить его прах вот в эту пустую жестянку из-под сиропа. Поедешь следующий раз в Драконьи Земли, как раз с собой и захватишь.

Что ж, сказала я себе. Все по справедливости. С этой мыслью я пошла искать заднюю дверь дома. Она, как выяснилось, выходила в переулок, и там, на мое счастье, никого не было. Я быстренько добежала до «Утки и Хорька», где остался мой «Фольксваген». Села за руль и покатила к Башням Замбини…

Правда о мистере Замбини

– Привет, – входя в офис «Казама», сказала я Тайгеру. – Как дела?

– Леди Моугон вышла на тропу войны, – ответил он. И пододвинул мне целую кипу записок, имевших отношение не к «Казаму», а лично ко мне.

– Ого, – сказала я, просматривая сообщения. – Воскресный «Моллюск» жаждет взять у меня интервью… А вот тут и вовсе руку и сердце предлагают…

– Там еще пять таких предложений. Ты на входе с леди Моугон не пересеклась?

Я подняла глаза.

– Нет…

– Знаешь, – сказал Тайгер, – она на меня тут ка-ак посмотрела!.. По-моему, она что-то затевает!

– Она все время что-нибудь затевает, – ответила я, выкидывая записки в мусорную корзину. – У нее день зря прожит, если она кому-нибудь в душу не наплюет.

Подойдя к шкафчику, где у меня хранились лакомства для Кваркозверя, я бросила ему баночку сардин, и он захрумкал, очень довольный.

Следующий час я провела, объясняя Тайгеру все случившееся со мной за день. Я рассказала ему о Брайане Сполдинге, о блицкурсе обучения и произведении меня в Охотницы, о поездке в Драконьи Земли, о встрече с Мальткассионом… И наконец – о прессе, поджидавшей меня на выходе из земель.

– Хотела было принести Чрезмер, чтобы тебе показать, – завершила я свой рассказ, – но, знаешь, неохота было всякие подозрения вызывать…

– Да ладно, подозрений ты уже не вызовешь… Телевизор смотрела?

И он включил офисный «зомбоящик». Оказывается, НКВК устроило сущий телемарафон, практически непрерывно освещая в прямом эфире «драму, разразившуюся у вас на пороге». На экране снова предстала Софи Троттер – на сей раз вблизи межевых валунов.

– По нашим прикидкам, кругом Драконьих Земель собралось не менее восьмисот тысяч человек, – рассказывала она, оглядываясь на все усугублявшийся бедлам у себя за спиной. – Ходят слухи, что где-то вспыхнула потасовка, и мужчина, которого слишком сильно толкнули, налетел на границу и испарился в ярко-голубой вспышке. Полиция уже опасается, как бы не случилось новых и более масштабных несчастий. Возможно, будут предприняты меры по оттеснению людской толпы из опасной зоны…

И тут же позади нее ударила синеватая вспышка.

– Вы видели? Еще одна жертва! Надо незамедлительно отыскать скорбящих родственников и узнать, каково им в эти минуты…

Я выключила телевизор и посмотрела на часы.

– Тебе домой пора, – сказала я Тайгеру.

– Я и так дома.

– Я тоже, – сказала я. – Я имею в виду, что с работой пошабашить пора.

– Да понял я, что ты имеешь в виду. Просто очень уж похоже, что все в этом здании, исключая тебя, меня ненавидят…

– Кварк.

– Извиняюсь, все кроме вас с Кваркозверем. Просто хочу, чтобы ты знала: я еще никогда в своей жизни не был счастливее. Можно я тебя спрошу кое о чем?

– Валяй.

– Что все-таки случилось с мистером Замбини?

Я посмотрела на него через стол. Если я сейчас не решусь ему довериться, значит, не решусь никогда.