Марк кивнул. Комната была меньше той, в которой они жили с соседками. Облезлые стены и узкая кровать не внушали радости, зато под маленьким окном нашелся обогреватель. Тумбочкой служил стул, на котором висел заляпанный краской комбинезон.
— У тебя уютно, — сконфуженно проговорила Маша, тщетно стараясь не пялиться на полоску голой кожи между спортивными штанами и свитером.
— Ага, если бы, — усмехнулся Марк. — Присаживайся, я схожу за кипятком. Может, посидим в зале?
— Нет, — выпалила она и, спохватившись, добавила: — Лучше здесь. Без посторонних.
Он посерьезнел:
— Что-то случилось?
«Да, я постоянно думаю о тебе», — мысленно призналась Маша, но вслух произнесла:
— Мы давно не болтали по душам, как раньше. Пора это исправить.
— Согласен.
Он принес чай, сел на стул, а постель по-джентльменски уступил девушке. Их разделяла пара шагов. Маша взяла чужую кружку, расположилась на самом краю и, борясь со смущением, спросила:
— Как ты сюда попал?
— Нашел вакансию на сайте, повелся на «простую, хорошо оплачиваемую работу без собеседования», позвонил по номеру. На следующий день ко мне приехал Иосиф, бригадир, и привез в лагерь. Ну, я и остался. Когда узнал, что тут будут студенты из нашей шараги, хотел слинять, но Иосиф, мировой мужик, предложил деньги, чтобы я отвлекал Захара, пока они празднуют в городе. Мне понравилась эта идея. Дальше ты знаешь.
— Сложно ремонтировать? — проговорила Маша, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.
— Скорее бесполезно, — хмыкнул Марк. — Гробарь прав в одном: это место проклято, но не духами, а строителями. Начальство на всем экономит, поэтому материалы некачественные, приходится без конца переделывать, а сроки горят.
Маша искренне посочувствовала.
— А ты как? — отпив из чашки, поинтересовался он.
— Плохо, — честно сказала она. — Все так резко навалилось, но я рада, что мы помирились.
— За дружбу, — улыбнулся Марк, подняв чашку.
Кружки соприкоснулись, звякнули. Маша представила, как сидит за праздничным столом, поздравляет молодых, Марк под радостные крики «Горько!» целует свою жену, а она, как подруга, с наигранным весельем произносит тосты, потом рыдает в одиночестве, строчит сообщения с признаниями, но тут же удаляет. Отмахнувшись от неловкого чувства, она набралась смелости, поставила чашку на пол, произнеся:
— Пожалуйста, дай руку. Мне нужно кое-что сказать.
Марк изумился:
— Ты убила Волгина?
— Нет же, — выпалила Маша и, взяв его ладонь, вкрадчиво прошептала: — Наши отношения… Давай попробуем еще раз? Знаю, мы разные, но всегда понимаем друг друга, а это куда важнее.
Марк помолчал с таким видом, будто его оглушили. В голове Маши завертелись сомнения: «Почему не отвечает? Неужели он меня разлюбил?» Она погладила длинные пальцы, заглянула в глаза, уловила его сомнения и решила их развеять.
Маш потянула Марка к себе и, не встретив сопротивления, ласково прикоснулась к его щеке, будто изучая границы дозволенного, а затем осторожно поцеловала холодные губы. Сердце пропустило удар, когда он ответил, обнял ее и прижал ближе. Комната, лагерь и проблемы исчезли, все стало неважным. Остались только они вдвоем. Ненадолго отпрянув и сделав вдох, Маша покрыла быстрыми поцелуями щеку и подбородок Марка, вновь прильнула к губам, как вдруг услышала:
— Стой.
Он мягко, но настойчиво отстранил ее. Маша опешила, пробормотала:
— Что не так?
— Ты ошибаешься. Для нас лучше быть друзьями или, — он замешкался, — пока не общаться.
Маша сжалась, как от пощечины, еле слышно произнесла:
— Почему?
Марк встал, подошел к окну.
— У тебя стресс. Наше расставание, смерть Волгина, расследование, — он запнулся. — Я не психолог, наверное, все связано с эмоциями и прочим. Ты вернешься домой, успокоишься, поймешь, что я был прав. Пойдем провожу до спальни, а то поранишься.
Маша, шокированная его словами, поплелась следом. Мысли испарились, она почувствовала себя пустой оболочкой. Одно радовало: никакой кошмар не расстроил бы ее сильнее, чем случившееся. Она смутно помнила, как дошла, вяло попрощалась с Марком, легла в кровать и задремала. Хоть в чем-то ей повезло: обошлось без сновидений.
Утро четверга выдалось хмурым. Лес стал сизым, снег будто посерел, а солнце выкатилось на дымчато-голубое небо лишь для вида, не удостоив землю яркими лучами. Пока соседки собирались, Маша считала трещины на потолке, иногда вспоминала ночные события и стискивала одеяло.
— Надеюсь, сегодня приедет бригада и мы поедем домой, — бодро проговорила Ангелина, разминаясь.
— Вряд ли, — возразила Динара. — «К пятнице» — понятие растяжимое.
Ее прервал крик, полный боли. Маша обернулась, посмотрела на Эмилию. Миловидное лицо покрывали красные точки.
— Прыщи, — взвизгнула Эмилия и, схватив тональный крем, лихорадочно нанесла на кожу. — У меня их не было с тринадцати лет. Боже, зря пила на ночь, еще и вся отекла. Какой стыд.
— Не преувеличивай, — отозвалась Ангелина. — Ты прекрасно выглядишь.
Эмилия хмыкнула и закашлялась, затем проворчала:
— Голова раскалывается, еще и акне. Чем я провинилась?
— Ты вчера перенервничала, — сказала Динара. — Стресс всегда бьет по организму.