Последняя осень. Буря (СИ)

— Может, это жертвы педофила? Например, в «Буре» работал извращенец. Такие всегда липнут к детям: устраиваются в школы, спортивные секции, летние лагеря и прочие места, где могут свободно лезть к ребенку, — с отвращением добавила Динара и указала на страницу сборника: — Некоторые карточки подписаны. Найдем среди них Юру Воробьева, поймем, как он выглядел, потом сложим все кадры с тем физруком, который стоял рядом с Толей. Мужик, скорее всего, и был убийцей, не зря же Глеб носил его снимок. Уверена, где-нибудь есть совместное фото преступника и еще живого Юры. Это подтвердит, что они тесно общались.

— Очень сумбурно, — зевнул Женя.

— Вдруг их случайно засняли? — нахмурилась Маша. — Например, во время зарядки или соревнований. К тому же, чтобы обвинять, нужны доказательства. Тебе не кажется странным, что Волгин так методично разбирал дело Воробьева? Составил огромный документ, наведался сюда, даже попытался поговорить с отцом Игоря. В городе полно более страшных и известных историй. Почему именно это особенное?

— Из-за атмосферного места? — встрял Женя.

— Или сохранились улики? — отозвалась Динара.

Маша вынула из папки Волгина прозрачные файлы.

— Бумажный кораблик, снимки, значок с олимпийским мишкой, обрывок ткани, — перечислила она, разложив предметы на столе. — Все в отвратительном состоянии. В отделении милиции могло затопить архив, либо сотрудники относились с халатностью к материалам по висяку, но неясно, как Глеб раздобыл вещи.

— Кого-нибудь подкупил, — отмахнулась Динара.

— Тогда бы он забрал что-нибудь повесомее, — упрямилась Маша.

— Не загоняйтесь, ему просто сбагрили старый хлам, — отмахнулся Женя.

Неожиданно в памяти мелькнули обрывки бесед, ранее казавшиеся пустяковыми. Маша энергично взмахнула руками, произнесла:

— Именно. Обычный человек посчитает это мусором, но кое-кто будет бережно складывать, иногда перебирать, пряча ото всех в гараже или другом сыром помещении, чтобы о «сокровище» не узнали.

— Намекаешь, — запнулась шокированная Динара, — что отец Волгина — тот самый маньяк-педофил?

— Не, дядя Гена классный, — упрямо возразил Женя. — Никогда не бил Глебыча, все ему разрешал.

— И? Чикатило тоже был примерным папой, — поспорила Динара.

— Моя мать и дядя Гена ровесники. Ему в восемьдесят четвертом стукнуло десять лет.

Маша приуныла. Складная версия разбилась в одночасье.

— В семье Глеба были учителя? — предприняла еще одну попытку Динара.

Женя ответил отрицательно, затем неуверенно пробормотал:

— Дед Анатолий был футболистом, но из-за травмы покинул большой спорт, стал тренером, в прошлом году слег с инфарктом. Кажется, его в сентябре похоронили. Помню, Глеб позвал нас с Михой. Весь вечер дергался, пил как не в себя, твердил что-то про грехи предков и ящик для рыбалки. Мы думали, он горюет, — голос дрогнул. — Неужели ошиблись? Не, бред какой-то, он бы точно рассказал нам правду.

Парень поджал губы, хлебнул из фляжки. Маша представила ужас, который испытал Волгин, обнаружив зловещие трофеи у любимого дедушки. Динара прочистила горло, с хрипотцой произнесла:

— То есть Волгин копал под близкого родственника? Но зачем?

— Это мы вряд ли узнаем, — прошептала Маша. — Ясно одно: Волгина убил не сын маньяка. Он сам был внуком серийника.

Она взяла снимок тренера с подопечным, вновь пробежалась взглядом по подписи «Толик, июнь-июль», посетовала на свою недогадливость, ведь сперва решила, что ласковое имя принадлежало пионеру, отмеченному крестиком на соседней фотографии, а не взрослому человеку.

— Видимо, это Юра, — сказала она, указав на мальчика.

Динара согласилась с предположением, затем недовольно спросила у Жени:

— Почему ты не сказал, что у Волгина был дед Анатолий?

— Мы обсуждали извращенца, а не родню Глебыча, — возразил тот. — В СССР было много Толиков. Как бы я сообразил, что это тот самый?

Динара вяло согласилась, ткнула пальцем в скриншот диалога, спросила:

— Что за шифр?

— Наверное, про «Бурю», — тихо проговорил все еще растерянный Женя. — Анатолий помер в даты, когда Глебыч пробирался сюда. Жесть. Очень жаль его.

Парень вновь приложился к фляжке. Между тем Маша и Динара подставляли разные слова, но получалось нечто бестолковое. Подруга нахмурилась, хлопнула по столу и, рывком поднявшись, объявила с неохотой:

— Пойду к Бортникову. Он лучше всех знает корпус. Пусть использует мозги по назначению.

Маша с благодарностью улыбнулась. Она не хотела видеть Марка после неудачного признания и поцелуя, поэтому выбрала тактику избегания. Мысли не слушались, заставляли гадать: «Что он чувствовал? Пожалел ли о своем решении?» Она погрязла в противоречиях, желала услышать ответ и в то же время надеялась не пересекаться с парнем.

Через пять минут Динара принесла радостную новость.

— По четвергам Бортников чуть менее бесполезный, чем обычно, — приободрилась она. — В общем, у них есть планы зданий и разметка, кто, где и что делает, там кратко помечено: «В. Э.» — второй этаж, «П. К.» — правое крыло, «Л. К.», по той же логике, левое. «П. — п.», скорее всего, комнаты, с первой по пятую. С «Н.» остались вопросы.