Последняя патриотическая

Комендантский час. Еще не полночь, не поздно по времени, и тепло – не замерзнешь без куртки. Пусто на улицах. Громадные темные здания вдоль проспекта, большие пятна света от фонарей и мы – молча стоящие в темноте фигуры с оружием.

И содрогаясь, в пластмассу закованы,
Воют в витринах голодные клоуны.
Дико скрежещут их желтые пальцы о бледный порог.
Клоуны бьются, выбраться рады бы —
И провожают жадными взглядами
Длинный багровый трамвай,
Проползающий в ночь, как холодный хот-дог… —

вспоминаю я к месту стишок. Да вот не ходят трамваи.

У шашлычной еще не прошли разборки по грабежу. Покусанный все еще ждет на обочине. А по ту сторону дороги какой-то цыганский табор. Стоят во тьме на автобусной остановке и галдят на всю улицу.

Подходим к ним с Хантом. Два мужика и две женщины. Одна с перехваченной бинтами головой, от бровей до затылка. Просвечивают сквозь белое кровавые красные пятна. Сама пьяная, взгляд блуждающий.

– Ведро с мусором выносила, упала, – объясняет муж, еще трезвый.

Документы у всех в порядке, а бинты на голове, заметно, наложены в больнице верной рукой.

– Идите, – отдаю я им обратно паспорта.

Вторая женщина бросается целовать нам руки:

– Спасители вы наши! Сыночки! Дэнээровцы!..

Мы пятимся скорым шагом назад.

Кто-то позвонил Сочи, и мы уже летим по Донецку. Потрясающий город. Широкие, в ярких огнях магистрали, пустынные по всей длине, красные и голубые рекламы, черная беззвездная ночь и победное торжественное молчание неба. Мы не таким представляли город. Нам говорили, что Донецк сделался Грозным. Нет! Сохранили, отстояли свою столицу шахтеры Донбасса!

На перекрестке проспектов прямо посередине дороги девка, красивая – разобьешься! Одна в пустом городе. Увидела нас, успела состроить глазки, пока мы не пропали на скорости.

– Понимающая деваха попалась! – тронут я за сердце.

Сочи привез нас к коттеджам. Там две машины с группой бойцов.

– Заберете Багиру? – спрашивает кто-то у командира в окно.

К нам с Хантом на заднее сиденье садится Багира – худющая, вся в черном девица. За спиной автомат, в руках снайперская винтовка – наплодило время баб для войны. Бойкая, веселая, с черными волосами, на шее цветные наколки, от самой пахнет волей и водкой. «Анечка… Мы с Анечкой…» – так называет она свою СВД.

Пятизвездочный отель в центре Донецка. В прошлые времена такой рабочий навоз, как мы, вышвырнули бы с крыльца. Но все поменяла народная власть. Багира и пара бойцов поднимаются в номера. Заранее позвонили, заранее заказа – ли места. Платить не нужно. В холле отеля играют в шашки вооруженные ополченцы.

На базе «Беркута» один поздней ночью сидит в курилке Ара-Артур. Завтра уезжает домой и, видно, не спится. Артур бросил Сочи, с оружием сбежал к какому-то Северу, тоже командиру с другой базы нашего «Беркута», что на передовой. Здесь его объявили предателем и постановили: вернуть и обратить в «роботы». Но Артур через сутки явился сам. Был, верно, прощен и не оказался в подвале.

– Что там у Севера? – садимся мы рядом, воспламененные словом «передовая».

– Там тоже делать нечего, – лениво двигается на лавке Артур. – И здесь нечего. Но здесь лучше.

Вот тебе объяснил.

Я молча гляжу в землю и думаю: «Завтра уезжает Артур. Уже не вернется. А так нужно спросить про расстрел КамАЗа. Больше такого случая не будет – услышать из первых уст. Спрашивал у других, но они вечно меняют число живых и убитых». Но я молчу дальше. «Почему? – спрашиваю себя. – Потому… Я же не журналист, – понимаю я истину, – я писатель. Узнавать и расспрашивать не мое дело. Я хорошо вижу мир, а остальное должен домыслить сам. А если не получается домыслить правду, должен молчать». И ухожу, ничего не спросив.

Утром во дворе прощается с нами Артур. Кто-то сказал ему про меня.

– Семь человек нас в КамАЗе том выжило, – протягивает он мне свою пухлую руку.

За базой место для стрельб – поле под терриконом, отвалом отработанной породы из шахт. Мишени – бутылки и банки – висят на проросших в породе деревьях. Одна на всех настоящая стрельбищная мишень. Мы по очереди отстреливаем по магазину, выпускаем по террикону гранаты.

Не кончились стрельбы, еще бьют с правых двух рубежей, а в поле – гражданский. Шныряет туда и сюда с пакетом в руках.

– Гильзы берешь? – окликаю я мужика.

– На цветмет собираю, – не разгибается он.

– Убьют же…

– Нельзя ждать. Другие возьмут.

Днем взорвали в городе кафе Алика – забегаловку у дороги. Да не укропы, дела бизнеса. Здесь еще 90-е не кончились… Два взрыва с перерывом в десять минут. Пострадали два посетителя, оба с ранами попали в больницу. Приехал сам Алик, обошел все кафе, покрутил у виска пальцем, уехал.