Последняя песнь Акелы-2

— К Гарбсдейлу мы тогда ранёхонько подъехали, только-только рассветать стало. А там все спят. Даже часовой и тот, на винтовку опершись, носом клевал. Пока Дато часового снимал, я к коновязи скользнул, чтоб лошадям бабки распутать. А как всё коммандо подошло, тут и началась потеха. Палатки мы и впрямь, шашками динамитными закидали. Тех, кто выбегал, мы в плен брали, а кто сдаваться не хотел, правда, маловато таких набралось, так те сами свою смерть выбрали.

— А кулемет?! — завопил вдруг Кирюха, перебивая рассказчика. — Я доподлинно знаю, что там кулемет был!

— Имелся пулемет, — покладисто кивнул Троцкий. — Только не у нас, у англичан. Гарбсдейл — это ж просто большая ферма. Дом хозяйский. двухэтажный, каменный, вокруг стена из булыжников, футов восемь высотой. Вдоль той ограды англичане палатки разбили. Вот в них почти весь эскадрон и разместился. А офицеры, их с денщиками человек семь набралось, в доме обосновались. Правда, мы про то еще не знали. Как заваруха началась, из того дома по нам пулемет и ударил. Ван Заггена и Хольсдорфа первой очередью насмерть свалило, еще троих оцарапало. Да только недолго музыка играла. Дато и Всеслав Романович с коней на изгородь забрались, а Коля им с земли зажженные шашки подкидывал. Вот господин капитан с горцем на пару тот пулемет динамитом и забросал. В общем, там дел-то, дай Бог, чтоб на полчаса вышло, а никак не с утра до ночи. Человек сорок мы до смерти побили, остальных в плен увели, а вы тыщи — тыщи…

— Ты, Левка, конечно, не брешешь, — рассудительно кивнул фельдфебель, подкладывая кашу в тарелку Троцкому. — Не тот ты человек, чтоб брехать. Да только сдается мне, что про разные дела разных людей мы баем. Так что ты, друг мой ситный, свои подвиги с адмиральскими геройствами не ровняй. А что под тем Гарбузом адмирал лично нагличан с кулемёта сек, про то людям доподлинно известно. А народ, Лева, он врать не будет…

Лев, ошарашенный подобной сентенцией, начал возмущенно пыхтеть что-то про негативное воздействие какого-то француза со странной фамилией Пиар на общественное сознание, интерпретации имиджа и культовой мифологии. Однако, вместо ожидаемого понимания, он нарвался на удивленно-обиженное: «коль душу облегчить хошь, так и пусти по матери, а не лайся по-басурмански!», и обескуражено умолк. А мгновением позже, Арсенин, не переставая посмеиваться, тихонько прошептал удрученному Льву, что коль попал в эпические герои — молчи, а не можешь молчать — пой! Кысмет — судьба такой, однако! Понимая, что капитан прав, а страсти и без него разгораются нешуточные, Троцкий запел.

Первые строки почти никто не услышал, но чем дальше он пел, тем быстрее смолкали споры, и продолжение песни звучало уже в полной тишине.

Я нашел пробитую фляжку,
Полную опавшей хвои.
В этом месте кончилась сказка -
Боливар не вынес двоих.

Откуда-то из темноты, в окружении штабных, к костру подошел полковник Максимов. Успокоив немногих, встрепенувшихся при его появлении, скупыми жестами, командир легиона застыл, вслушиваясь в простые, но бередящие душу слова.

В этом месте больше не спится,
Только пепел сыплет с ресниц.
Улетайте, глупые птицы,
Хуже нету места для птиц.
Пусть за тонким абрисом лета
Вас догонит где-то вдали,
Ржавый дым горящего вельда,
Горький ветер нашей земли.

Уже отзвучали последние строки, отпустив на волю последний аккорд, умолкли струны, а люди вокруг костра, думая каждый о своём, молчали. Внезапно тишину разорвали аплодисменты, пусть и одинокие, но чёткие и громкие. Лев, удивленный столь неожиданной в этих местах реакцией, приподнял голову и удивился еще больше. Полковник Максимов, суровый командир Иностранного легиона, смотрел прямо в глаза певцу и бил в ладоши. Чуть позже к командиру присоединились офицеры, а еще через мгновение сильные солдатские руки подбросили его вверх. Раз, другой, третий.

С соседних бивуаков набежали привлеченные непонятным шумом буры, и Арсенин начал уже переживать за целостность друга, когда по жесту Максимова всё стихло, так же как и началось.

— Восхищен вашим талантом, господин…Троцкий? — чуть склонил голову в вежливом поклоне Максимов. — А как бы вы отнеслись к тому, чтобы, скажем, завтра, спеть не только для второй роты, а и для всего легиона?

Видя, что растерянный подобной постановкой вопроса, певец чешет в затылке, полковник едва заметно улыбнулся.

— Не переживайте. Таланта у вас, я вижу, хватает, а от нарядов и прочей солдатской рутины я вас освобожу. Думаю, ваши командиры не откажут мне в такой малости. — И, ставя точку в разговоре, добавил. — Значит, завтра. После ужина. Думаю, что балка позади позиций второй роты в аккурат для концерта подойдет. А уж аншлаг вам гарантирован, я обещаю.