Последняя песнь Акелы. Книга первая

Дом Вариных родителей окружал высокий забор, на котором, словно резные фигурки, греясь на солнышке, восседали питомцы молодой хозяйки. На потревожившего их покой Пелевина кошки смотрели недовольно и шипели, точно змей-полоз. Впрочем, на любого другого, рискнувшего войти во двор, они шипели не тише. Не решившись войти в ворота, Алексей, намереваясь заглянуть через ограду, подошел к забору. Право слово, лучше бы он прошел внутрь. Матерый полосатый котище в полпуда весом, главарь всей ватаги, огрел гостя когтистой лапой так, что тот свалился в крапиву. Досадное для визитера происшествие не укрылось от глаз девушки, как назло вышедшей из калитки. Глядя на распростершегося в траве Алексея, девушка весело, но необидно рассмеялась:

— Ты не пугайся и обиды не строй! Это Басурман, его собаки — и те сторонятся! А ты кто таков, что по заборам моим карабкаешься, словно обезьян какой?

Так и познакомились. Леша уговорил Колывана остаться в Реже на лето и до самых осенних туманов, лишь выдавалась свободная минута, гулял с Варей вдоль реки и по лесным тропинкам. Перед ними расступались сосны и ели, а поляны, густо застеленные земляничным ковром, хоть сей час предлагали отведать угощения. Ничего похожего не случалось ранее в Лешиной жизни, и от запаха Вариной кожи, от аромата трав, от странного и незнакомого доселе счастья туманилось в глазах. Если тем летом он и прикасался к Варе — то разве что ненароком. О чем-либо ином Лешка и подумать не мог — страшно и неловко. Темы же для бесконечных бесед рождались самые странные и неожиданные.

— У меня деда Семеном Африкановичем звать, — рассказывала Варя. — Вот мне и интересно — откуда имя такое чудное? У батюшки нашего спросила, он в святцах глянул — латинское имя, означает — африканский. В книжке показали, где эта Африка-то находится. А я так и не поняла, почему имя от части света происходит. Ведь нет же имен ни от Америки, ни от Европы, ни от Австралии — только от Африки. Отчего так?

— Не знаю, — пожал плечами Лешка. — Оттого, может, что поэт Пушкин из арапов произошел?

— Нет, латиняне раньше жили, — рассудительно заметила Варя. — Ведь не Пушкин же святцы придумывал?

Тем же вечером Пелевин до глубокой ночи выведывал у Колывана все, что знал старик про Африку, а после подробно пересказал услышанное Варе. Девушка, подперев ладонью голову, слушала Лешу так чутко, что тот, лишь бы не упускать ее внимания, пустился в фантазии.

Осенью дела позвали в дорогу. Колыван всячески норовил оставить Лешу в Реже, да только груз прожитых лет настолько изрядно подкосил старика, что Алексей никак не мог отпустить его в путь в одиночку. Попрощались с Варей у околицы и расстались, не понимая, что же случилось с ними в то знойное засушливое лето. Когда Леша повернулся, чтобы идти, Варя вдруг догнала его, схватила за руку и спросила, глядя в глаза:

— Леша… А если ты в Африку поедешь, возьми меня с собой, ладно?

Кот Басурман, точно пес, провожал Лешу с Колываном версты полторы.

Поначалу Пелевин думал — пройдет морок, отпустит, и забудет он про Варю. Не прошло. Воспоминание о девушке прочно поселились в Лешиной душе. Он жил так, будто она всегда где-то рядом.

Зима девяносто первого года выдалась малоснежной и суровой. Леша жил как в тумане — и, случалось, просыпался среди ночи потому, что слышал во сне Варин голос. Одевался, выходил на улицу, долго сидел на крыльце, вслушиваясь в ночную тьму. Говорил мало и невпопад, запинался на ходу хуже пьяного, и толку от него было — чуть. Колыван, впрочем, посмеивался только да приговаривал: хотя бы тебя кому в добрые руки сдать, прежде чем помру.

После Рождества девяносто второго, продираясь сквозь морозы за минус тридцать и ветра, ломавшего вековые деревья, словно через колючие заросли, пришли в Реж. Басурман, неведомо как прознав про их прибытие, встретил путников на окраине и, оглушительно мурлыча, полез на руки.

Колыван, не спросив Лешу, явился к родителям Вари сватом. Ударили рука об руку на август месяц — обычное время деревенских свадеб.

Вот только год девяносто второй стал неурожайным и неспокойным. Хлеба собрали вполовину меньше, чем в прежние времена. По границе Екатеринбургского уезда, собирая многочисленные жертвы, прокатилась эпидемия холеры — в одних только Каслях скончалось более тысячи человек. Одновременно болезнь, унеся в могилу сотни и сотни, бесчинствовала и в Тюмени.

А четырнадцатого июля над Уралом, от Ревды на северо-запад, пронесся страшный ураган, поваливший великое множество деревьев и оставивший после себя целую полосу разрушений. Переждав непогоду, дед Колыван сказал Леше:

— Сама природа мне напоминает, что сочтены мои года… Пора, видно, Леша, передавать тебе все мои секреты.

Колывану было уже под семьдесят, Леше — двадцать пять.

Многочисленные заботы и скудные доходы заставили отложить свадьбу. Колыван желал принять все расходы на себя, но Варины родители от своего не отступали — хотели дать за дочерью приданое, чтобы никакой дурной молвы вокруг свадьбы не ходило.